«Товарищ Керенский»

Данное наблюдение свидетельствует о разных репутациях двух политических лидеров, разном их положении в партии эсеров, разных тактиках их прославления.

Выдвижение Чернова на авансцену политической жизни способствовало тому, что слово «вождь» получило более широкое распространение в рядах социалистов-революционеров. Это же привело к тому, что участие эсеров в строительстве культа Керенского стало более заметным. Одни считали возможным включить военного министра в число партийных «вождей» – наряду со старыми лидерами. Другие же, в частности правые эсеры, противостоявшие Чернову и поддерживавшие Керенского, создавали культ «вождя революционной армии» – в противовес прославлению министра земледелия, который становился для них оппонентом.

Динамика публикации резолюций в главной газете партии социалистов-революционеров позволяет полагать, что отношение к Керенскому в партии начинало становиться проблемой. В мае «Дело народа» опубликовало не менее девяти резолюций, прославлявших Чернова. В то же время публикация резолюций в поддержку Керенского сократилась: удалось выявить всего лишь три таких резолюции, хотя в газетах либералов и правых социалистов, даже в консервативных изданиях печаталось тогда немало приветствий в адрес военного министра. Да и некоторые выражения поддержки, приводившиеся в главной газете эсеров, вряд ли могли полностью удовлетворить военного министра. Так, участники Общего собрания выборных от солдат, чиновников и офицеров Петроградского разгрузочного 127-го батальона заявляли: собрание «…горячо приветствует нового военного министра А. Ф. Керенского и выражает уверенность, что вступление социалиста на столь ответственный и трудный в настоящее время пост придвинет развязку и окончание войны. Да здравствует единение армии с новым министром-товарищем!»[928] Поддержку такого рода можно охарактеризовать как условную: военнослужащие приветствовали нового министра лишь в той степени, в какой это приближало мир.

В то же время поддержка со стороны других эсеров могла быть и более восторженной, при этом дальнейшее развитие получал образ вождя революции. Как уже отмечалось, образ умелого рулевого, уверенно ведущего корабль революции, был близок эсерам главной базы Балтийского флота[929]. Одна из статей, опубликованных в «Народной ниве», была озаглавлена: «Поддержим Керенского!»[930] Если одни эсеровские организации в качестве великого кормчего называли Чернова, то другие доверяли эту миссию военному и морскому министру.

Резолюции и статьи такого рода, печатавшиеся в провинциальной эсеровской прессе, на страницах «Дела народа» почти не появлялись. Исключением стала резолюция солдат и офицеров запасного моторно-понтонного батальона, в которой утверждалось, что в связи с назначением военным министром социалиста и «искреннего защитника народных интересов» военнослужащие могут доверять всем своим начальникам, подчиненным «любимому вождю народа»[931]. Итак, обращение «любимый вождь народа», указывавшее на особый статус Керенского, появилось на страницах главной партийной газеты (что вряд ли приветствовалось всеми активистами партии). Но и эта резолюция не выражала активной поддержки продолжению войны. Да в партии и не было единства взглядов относительно курса на установление «железной дисциплины» в армии и подготовки наступления. Немало социалистов-революционеров были решительными противниками этих мер, еще большее число членов партии связывали свою поддержку с выполнением ряда условий, которые Керенский и его сторонники считали неприемлемыми.

На отношение эсеров к Керенскому влияло еще одно обстоятельство. Выступления и поступки министра могли создать противоречивое впечатление о его отношении к своей партии и ее руководству. В одних случаях он позиционировал себя как представителя партийной молодежи, который с почтением ждет советов и одобрения от испытанных вождей. Это проявлялось и в отношении Керенского к Брешко-Брешковской. Неизменная же поддержка ею «любимого внука» была важным политическим ресурсом, хотя некоторых лидеров партии постоянное использование авторитета Брешко-Брешковской не могло не раздражать. Впрочем, откровенно критиковать ее они не могли: эсеры становились заложниками своей собственной политической традиции, прославлявшей героев, пророков и мучеников партии.