В общем, шум был ужасный, и в конце концов слушатели решили воздержаться от рукоплесканий, которые сильно мешали надлежащему вниманию к речам. Я как раз был председателем в этот злополучный, или же, лучше сказать, высоко комичный, день: не успели мы вотировать предложение, как с шумом, с гамом раскрылись настежь широкие двери помещения и явился овеянный ореолом славы Керенский в полувоенном костюме, а с ним целая толпа его восторженных сторонников. Гром рукоплесканий прервал доклад какого-то товарища, который, очевидно, не поняв торжественности минуты, продолжал выкладывать подробности плана какого-то нового предприятия по книгоиздательству, учрежденному в провинции. Рукоплескания продолжались, несмотря на несколько сердитых возгласов, требовавших их прекращения. Но все стихло, и на трибуне появился вождь народа. «Товарищи, как путник в пустыне стремится к свежему ключу воды, чтобы утолить свою жажду, так и я стремлюсь к общению со своими товарищами, чтобы сказать им, какие вопросы занимают и должны занимать в данный момент правительство, и чтобы прислушаться к советам мудрости, исходящим из уст партии». Невероятно громкие рукоплескания прервали оратора, и я не знал, что делать. В сущности, я был внутренне взбешен: разве так взрослые люди ведут себя на съезде??? Сдерживая свое негодование, насколько возможно спокойным голосом я произнес: «Товарищи, мы только что голосовали за резолюцию, воспрещающую, по крайней мере временно, всякие рукоплескания и другие проявления согласия или несогласия, мешающие слушанию речей. Но что мы делаем теперь? Я уверен, что мы глубоко оскорбляем демократические чувства самого нашего дорогого товарища Керенского, который, конечно, понимает, что он не представляет какой-нибудь личности милостью божией, и страдает – я чувствую это – от нарушения нами партийной дисциплины в этот самый момент».
Рев возмущения керенистов прервал мои слова, которые показались сторонникам нашего доблестного премьера верхом непочтительной иронии. «А ты кто такой? Как ты смеешь говорить такие дерзости? Забыл, что на трибуне стоит пред тобой человек, в котором воплощается весь дух России и все ее надежды на победу? Такого председателя нам не надо, пошел долой!»
Но тут почти все члены президиума и значительная часть собрания стали на мою сторону: «Браво, Русанов, мы не идолопоклонцы, мы уважаем от всей души Керенского, но не кланяемся ему в ноги». Собрание явно разделилось на две части, каждая из которых довольно бесцеремонно вела себя по отношению к другой. Я, конечно, говорю о «словесности», потому что до потасовки дело не дошло, так как Керенский и его приятели сочли нужным в этот критический момент оставить наше собрание[935]
.