«Товарищ Керенский»

По утверждению С. Л. Франка, П. Б. Струве считал наступление безумным и преступным. Возможно, это повлияло на отношение Струве к своим политическим друзьям, прославлявшим Керенского. Они же полагали, что лишь популярность министра может сдержать поток большевизма, поэтому и участвовали в «шумном, совершенно безмерном и безвкусном прославлении» «вождя и спасителя России». Струве якобы советовал им: «Поддерживайте Керенского, но не создавайте ему рекламы»[1021]. Вряд ли такой совет – если он действительно давался – был исполним, ибо поддержка наступления неизбежно влекла за собой и прославление его организатора и вдохновителя. Многие либералы и консерваторы, как мы уже видели, искренне считали наступление «последним шансом», способным оздоровить Россию. Они старались обеспечить успех операции, а это было связано с усилением авторитета Керенского и разнообразным прагматическим использованием этого авторитета. Для них также необходимо было бороться с противниками наступления, прежде всего с большевиками, а значит, опять-таки защищать и прославлять военного министра.

К тому же, как отмечалось, коалиция сторонников наступления была весьма разнородной. Если консерваторы и либералы надеялись, что в случае успеха российских войск можно будет вернуться к обсуждению возможности территориальных приобретений, то умеренные социалисты мечтали о революционном преобразовании мира на «демократических» принципах, предусматривавших отказ от аннексий и контрибуций; именно аргументы последних особенно часто использовал Керенский, готовя армию к наступлению[1022]. Разный подход к определению целей наступления и к характеристике его воздействия на внутреннюю и внешнюю политику страны предполагал и выбор принципиально различных аргументов, которые убедили бы солдат пойти в атаку, и разную тактику прославления военного министра.

Керенский стремился создать и сохранить широкую коалицию сторонников наступления. Такой единый фронт «живых сил страны» был для военного министра и средством, и целью, поэтому он старался в разных ситуациях использовать и разные пропагандистские аргументы, и разную тактику репрезентации. Расстановка же политических сил и настроения русских солдат были таковы, что чаще Керенский использовал аргументы умеренных социалистов. При этом Россия рассматривалась как центр мирового революционного процесса, а русские солдаты – как главные участники революционного преобразования мира.

Соединение традиций российского патриотизма и элементов революционной политической культуры происходило в условиях острой идейной борьбы вокруг подготовки наступления, борьбы, в которой революционные аргументы, в том числе и аргументы поддержки мировой революции, использовались и сторонниками, и противниками наступления. Вырабатывался новый политический язык, в котором идеи воинственного русского патриотизма переплетались с идеями мировой революции. Этот язык использовали и развивали в дискуссиях противостоявшие друг другу политические силы, что делало его легитимным.

Во время конфликтов, сопровождавших подготовку наступления, дальнейшее развитие получили различные образы Керенского. Вне зависимости от степени искренности своего отношения к военному министру различные сторонники наступления постоянно ссылались на его авторитет и одновременно стремились этот последний укрепить. Для противников же наступления именно Керенский становился олицетворением политического врага. Отношение к нему превратилось к тому времени в индикатор, определяющий линии политического раскола. Это проявилось в дни Июньского и Июльского кризисов.

2. «Керенский» и «Ленин»

Писатель Илья Эренбург, возвращавшийся из эмиграции летом 1917 года, после пересечения границы внимательно прислушивался к спорам своих попутчиков. Чаще всего в них звучали имена Ленина и Керенского, которых постоянно противопоставляли друг другу. Острая дискуссия заставляла ее участников сделать определенный выбор – назвать своего вождя. Один спорщик, солдат, прямо спросил Эренбурга: «Вы за кого? За Ленина или за Керенского?» Писатель выразил поддержку военному министру, и солдат сразу же высказал предположение относительно социального статуса и имущественного положения собеседника: «Из буржуазии будете… Может, дом свой аль завод имеете?»[1023]

Два лидера персонифицировали разные политические курсы, что подтверждается и другими источниками. Впрочем, в редких случаях роль ненавистного «буржуя» доставалась знаменитому большевику. Некий солдат писал с фронта 13 июня: «Сегодня… у нас в команде было маленькое собрание, и говорили про Ленина и Керенского, солдаты большей частью за Ленина, а офицеры говорят, что Ленин самый буржуй»[1024].