История конструирования оппозиции двух политиков важна для понимания тактики формирования их авторитетов, а потому заслуживает рассмотрения в этой книге. Соответственно, следует уделить внимание и некоторым аспектам репрезентации Ленина – в той степени, в какой она была связана с репрезентациями других лидеров, прежде всего Керенского.
Еще в апреле два лидера сравнивались и противопоставлялись. Морской офицер, служивший в Ревеле, писал в своем дневнике, что моряки встречали Керенского 9 апреля «с громадным энтузиазмом», но уже 14 апреля фиксировал изменения в настроении матросов: «Вечером пошел в команду поговорить о “целях войны” и способах ее прекращения. <…> Попутно выяснилось одно грустное обстоятельство, чрезвычайно меня изумившее, именно – падение популярности Керенского и признание полезной деятельности большевика Ленина»[1025]
. И все же такие настроения – и указанное противопоставление – были еще довольно редки: многие моряки Балтийского флота в то время поддерживали Керенского и осуждали Ленина. В мае подобные дискуссии участились – нередко сторонники Керенского яростно обличали «ленинцев», а приверженцы большевиков утверждали, что министр выражает интересы «буржуазии». Однако вплоть до публикации «Декларации прав солдата» большевики от нападок на Керенского, как правило, воздерживались, хотя порой он и давал им поводы для критики. Эта сдержанность объяснялась разными причинами.После возвращения Ленина в Россию и публикации «Апрельских тезисов» партия большевиков и прежде всего ее лидер стали объектом пропагандистских атак со стороны либеральной и консервативной прессы. Ее критика в адрес «Правды», ощущавшаяся уже в марте, начала приобретать с этого времени новое качество и иные масштабы. Слово «ленинцы» уже к середине апреля стало широко используемым пропагандистским штампом, употребляемым для обозначения крайнего и воинственного, бездумного и антипатриотичного радикализма.
С помощью терминов «ленинцы» и «ленинство» характеризовались самые разные явления, в том числе и те, которые не имели прямого отношения к партии большевиков. Противники радикальных преобразований в Российской православной церкви, например, называли иногда своих оппонентов «церковными ленинцами» (еще чаще использовалось словосочетание «церковный большевизм»[1026]
), а некоторые военнослужащие знаменитого женского батальона смерти именовали «ленинцами» тех из своих сослуживиц, кому не нравилась грубость М. Л. Бочкаревой, – в адрес этого «меньшинства» раздавались обвинения: «Вы большевики, вы ленинцы»[1027].О распространенности «антиленинских» настроений свидетельствует и то, что они проникали даже в партию большевиков. Если руководители Русского бюро ЦК, редколлегии «Правды» и Петербургского комитета первоначально не были готовы принять идеи «Апрельских тезисов»[1028]
, то некоторые большевики, вступившие в партию после Февраля, вполне могли оказаться даже в поле влияния антиленинской пропаганды. Так, весной молодой матрос на собрании задал вопрос оратору, «старому большевику»: «Правда это, что товарищ Ленин “шпион”?» И, похоже, такой вопрос не показался тогда странным ни автору воспоминаний (в будущем – работнику комендатуры Кремля), ни другим молодым партийцам: «После колебаний я вступил в партию большевиков. Колебания были немалые: как вступить в такую партию, в которой главарь “шпион”?»[1029]Термин «ленинцы» имел разное значение, а авторы и ораторы, его использовавшие, преследовали различные цели. Некоторые эсеры и меньшевики надеялись, что у большевиков возобладают умеренные лидеры, готовые пойти на уступки «революционному оборончеству», а Ленин и «ленинцы» будут изолированы[1030]
.В то же время этот ярлык мог применяться и для критики тех умеренных социалистов, которые противостояли большевикам. Так, сторонники Г. В. Плеханова, считавшие видных руководителей меньшевиков и эсеров чрезмерно радикальными, писали о «полу-ленинцах» – данный термин приобрел широкое распространение[1031]
, левых же социалистов-революционеров они порой именовали «эсеровскими ленинцами»[1032]. Об идейной связи Ленина и умеренных социалистов писал и другой известный марксист, А. Н. Потресов, суждения которого охотно цитировала «большая пресса»: «Неистовая идеология Ленина есть лишь концентрированное и, может быть, утрированное выражение тех мыслей и чувств, которые частично бродят в головах значительной части демократии и находят почву в элементарном классовом инстинкте, еще не доросшем до дисциплинированного опытом классового сознания»[1033].