Во главе нашей армии стоит наш товарищ А. Ф. Керенский, который не позволит пролить ни одной лишней капли народной крови. Когда он отдаст приказ о наступлении, мы должны все наше вдохновение, всю нашу волю вложить в этот призыв к наступлению. Мы пошлем отсюда своих депутатов на фронт, чтобы они с красными знаменами «Земля и Воля» благословили нашу армию к наступлению. Пусть она знает, что сражается и умирает за русскую свободу, за мир всего мира и за грядущее социалистическое братство всех народов.
Делегаты восторженно встретили этот призыв, а один представитель армии предложил распространить текст данного выступления «в миллионах экземпляров». Съезд единогласно постановил напечатать речи Бунакова и самого Керенского[1003]
.В консервативной и либеральной печати, в прессе умеренных социалистов публиковались резолюции общих собраний и комитетов войсковых частей, выражавших готовность перейти в наступление по первому приказу «нашего вождя», «дорогого революционного министра». Их печатала, например, газета солдатской секции Петроградского Совета[1004]
. Эти резолюции отражали позицию многих комитетчиков и служили образцом для составления других подобных резолюций.Сразу после назначения на пост военного министра – не дожидаясь даже формального о том объявления, Керенский заявил: «…в настоящее время отказ России наступать уже дал результаты, дал возможность Германии, братаясь на нашем фронте, остановить весьма серьезное французское наступление. Мы достигли обратных результатов – стремясь, и совершенно искренно, приблизить мир, мы его отдалили, потому что мы усилили в Германии не демократические слои населения, а слои безответственной бюрократии и юнкерского класса населения»[1005]
. В этой речи содержались различные, уже упомянутые аргументы в пользу наступления: солидарность с союзниками, поддержка «демократических» слоев Германии, желание приблизить мир.В приказе о наступлении Керенский подчеркивал: «Стоя на месте, прогнать врага невозможно. Вы понесете на концах штыков ваших мир, право, правду и справедливость». В Одессе он требовал наступать «за мир всего мира»[1006]
. А товарищ морского министра, эсер В. Лебедев писал: «И каждый наш шаг вперед придает могучую силу германскому социалистическому меньшинству. <…> Ведь это революционная страна побеждает императорский произвол. Ведь это красные знамена повергают к земле черного орла»[1007].Аргументы сторонников наступления были важны – их не могли игнорировать даже некоторые большевики, и в партии не было единства по этому важнейшему вопросу. Так, будущий народный комиссар, прапорщик Н. В. Крыленко заявил, что в случае наступления поддержит решение большинства, т. е. фактически согласился участвовать в операции[1008]
. Некоторые большевики не желали быть обвиненными в том, что предают своих фронтовых товарищей. Лидеры Военной организации партии описывали дискуссии, развернувшиеся на Всероссийской конференции военных организаций: «Вопрос о наступлении встретил бурные прения, решить его оказалось не так просто, нельзя было ограничиться простым отказом наступать»[1009].Порой большевики не могли игнорировать и авторитет Керенского. Военный врач и член комитета армейского корпуса Э. М. Склянский, в будущем заместитель Троцкого на посту председателя Революционного военного совета, в присутствии Керенского провозгласил: «Солдаты верят военному министру и пойдут за ним, куда он прикажет»[1010]
.В то же время и те политики, которые не были готовы отказаться от территориальных захватов, в своей агитации за наступление ссылались на авторитет Керенского. К. Л. Бардиж, один из лидеров кубанских казаков, депутат Государственной думы и видный деятель конституционно-демократической партии, заявил на Всероссийском казачьем съезде: «Мы не знаем, нужны ли нам проливы или нет, но мы знаем, что нам надо наступать. Это говорит человек, которого мы все любим и за которым пойдем, – военный министр Керенский. Когда победим, пусть на конгрессе решают, нужны ли нам проливы или нет»[1011]
.