«Товарищ Керенский»

На время преодолел свой пессимизм и солдат инженерного полка М. В. Шик. В частном письме от 25 мая он отмечал: «Надломлена только какая-то пружинка в солдатской душе. Пружина эта (кажется) – вера в русское государство. Каких руководителей Вы ни поставьте во главе России – результат будет один, вернее – никакого. Керенский, главнокомандующий, начальник армии, командир корпуса, солдатские комитеты ежедневно бомбардируют нас приказами-воззваниями. <…> Слово потеряло всякую власть, а власть потеряла силу»[983].

Буквально накануне наступления, 16 июня, тот же солдат писал и о недовольстве военным министром: «Приказы Керенского волнуют и не удовлетворяют солдат, уже привыкших себя чувствовать хозяевами и не желающих терпеть над собой власть имеющего». Однако итог первого дня операции Шик оценивал восторженно, а министра воспринимал как героя: «Керенский, даст Бог ему здоровья, среди нас – я его видел, но по официальной телефонограмме – он на артиллерийских наблюдательных пунктах, а по солдатской версии – ходил в атаку и остался невредим»[984].

Критические оценки «новой дисциплины» были справедливы, но порой современники недооценивали боевой дух тех частей, которые казались им совершенно недисциплинированными. В поддержании боевого духа свою роль сыграли комиссары, комитеты и сам военный министр.

Выступления Керенского оказывали воздействие и на тех, перед кем он не выступал непосредственно. Газеты, брошюры и листовки знакомили с его речами самую широкую аудиторию, телеграфные агентства спешно передавали их содержание, корреспонденты влиятельных газет освещали поездки популярного политика. Члены комитетов, офицеры и комиссары черпали в речах Керенского необходимые аргументы, ссылались на авторитет влиятельного министра, цитировали фрагменты его выступлений, копировали его риторические приемы и репрезентационную тактику – Троцкий впоследствии с иронией писал о «дивизионных и полковых Керенских»[985]. Действительно, у «главноуговаривающего» был целый «корпус» энергичных «уговаривающих» разного ранга, на которых он опирался при проведении невиданной дотоле пропагандистской кампании. Командующих армиями порой называли «убеждармами» – вместо «командармов»[986]. Убеждали солдат и командиры другого уровня, однако особую роль в этой агитационной деятельности играли авторитетные представители «комитетского класса». Только в армиях Юго-Западного фронта к лету насчитывалось не менее 63 тысяч членов войсковых комитетов (к концу августа, несмотря на ту борьбу с комитетами, которую повел генерал Корнилов, их стало уже не менее 76 тысяч)[987].

Многие офицеры и генералы разного ранга рассматривали комитетчиков как бездельников, уклоняющихся от службы, а то и как вредных демагогов, разлагающих армию, но в их лице пропагандистские усилия военного министра получили поддержку авторитетного для солдат аппарата организационного воздействия, поэтому у него были основания восхвалять их. И члены комитетов не могли не оценить ту помощь, которую им оказывал военный министр. С. М. Лордкипанидзе, эсер и влиятельный комитетчик 6-й армии Румынского фронта, лично ликвидировавший «Нигульскую республику», заявил на заседании Всероссийского съезда рабочих и солдатских депутатов: «Критика Керенского и его приказов легка, но всякий фронтовик должен подтвердить и подтвердит, что под его руководством мы за неделю сделали больше, чем за предыдущие месяцы, ибо с его именем, которому верят все, нам, незаметным работникам, гораздо легче работать»[988].

Немалое значение сторонники Керенского придавали не только содержанию его речей, но и той обстановке, в которой эти речи произносились. Поездка его на фронт в мае описывалась как героический поступок, а упоминавшееся выше постановление о награждении министра боевым орденом подтверждало эту репутацию. Последующие посещения им фронта также способствовали героизации и провоцировали волны заботы о незаменимом вожде, рискующем своей жизнью.

Подобное освещение визитов Керенского придавало особый вес его речам. В них часто звучала тема верности «демократическим союзникам» – Великобритании, Франции и США: если российская армия будет продолжать брататься с врагом, даже если она просто воздержится от наступательных операций, то Германия сможет беспрепятственно перебросить войска на запад. Победа «мировых демократий» в этом случае окажется под угрозой, восторжествуют «германский милитаризм» и «прусский абсолютизм», Россия же не сможет в одиночестве защищать идеалы демократии. Германские правящие круги представлялись как союзники русской реакции, а наступление – как «защита революции» и «мировых демократий».