Влияние Керенского во время революции было прежде всего следствием его действий в дни Февраля. Они оказались одновременно решительными и эффектными. Уже 25 февраля, на заседании Государственной думы, ставшем для нее последним, Керенский призвал Думу возглавить революцию и создать новое правительство. Вечером он произнес речь и в Городской думе Петрограда: протестуя против расстрелов демонстрантов и требуя создания «ответственного министерства», лидер трудовиков выступал против любых компромиссов с властями. В эти же дни Керенский участвовал и в нескольких совещаниях с представителями нелегальных организаций. Одна такая встреча состоялась вечером 26 февраля в квартире депутата, где по его приглашению собрались активисты различных социалистических групп. Керенский вспоминал, что в дни Февраля при его участии было создано информационное бюро для координации действий социалистических групп – трудовиков, меньшевиков, большевиков, межрайонцев, социалистов-революционеров и народных социалистов. Общих решений собравшиеся принять не смогли – разногласия были слишком велики, – но и обмен информацией и мнениями имел для координации протестного движения известное значение. Керенский призывал противников режима к совместным действиям, указывал на необходимость организованного влияния подпольных групп на уличное движение[205]
. Однако и сам он даже в этот день, по-видимому, не думал, что революция уже началась[206].Наряду с представителями других левых фракций, лидер трудовиков безуспешно убеждал Родзянко провести 27 февраля официальное заседание Думы. Керенский и его союзники желали, чтобы Дума заняла более решительную позицию. Но председателя Думы переубедить не удалось: официальное заседание было назначено на вторник, 28 февраля, хотя на неофициальном заседании совета старейшин (сеньорен-конвента), состоявшемся в кабинете Родзянко, было решено провести закрытое заседание Думы в два часа дня 27 февраля[207]
.Продолжая поддерживать связь с революционным подпольем, Керенский получал необходимую информацию из нелегальных кругов, а это, в свою очередь, значительно повышало его статус в глазах коллег по Думе, стремившихся иметь свежие сведения о народном движении (свою информированность Керенский 27 февраля демонстративно подчеркивал и, возможно, преувеличивал).
Роль Керенского в первые дни Февраля находила отражение и в слухах. Так, передавали, что он и Чхеидзе, узнав о волнениях в запасном батальоне гвардейского Волынского полка, направились туда 26 февраля, начали агитировать солдат, и именно это-де привело к восстанию в полку на следующий день[208]
. В действительности о мятеже волынцев Керенский узнал лишь утром 27 февраля[209]. Примерно в восемь часов ему на квартиру позвонил депутат Думы Н. В. Некрасов, левый кадет и видный масон, и сообщил, что запасной батальон Волынского полка восстал, а Государственная дума распущена царским указом. Керенский поспешил к Н. Д. Соколову, жившему тоже неподалеку от Думы. После совещания с хозяином дома и адвокатом А. Я. Гальперном – видными масонами и известными в кругах радикальной интеллигенции юристами – он поспешил в Думу[210]. Лидер трудовиков добивался, вместе с другими радикально настроенными депутатами, продолжения официальной сессии Думы вопреки указу императора и одновременно ратовал за установление контактов между Думой и восставшими, заполнявшими улицы столицы[211].В Таврическом дворце Керенский оказался в центре событий. Он был самым известным депутатом среди левых и самым левым среди известных. Его имя было знакомо всем, интересующимся политикой, а что касается жителей столицы, то со множеством этих людей общительный и энергичный Керенский встречался ранее. Неудивительно, что многие активисты, направлявшиеся в Таврический дворец, желали видеть Керенского и именно от него ждали советов и указаний. К нему со всего города пробивались самоорганизующиеся группы инсургентов, осколки войсковых подразделений и активисты-одиночки. Уже с утра в Думу приходили многие знакомые Керенского, и он получал от них информацию – они доносили до него настроение революционной улицы. Позиция на пограничье между легальной и нелегальной политикой, занимаемая Керенским, оказалась необычайно важна в дни Февраля: подпольщики, нелегалы не были лично известны массам (а некоторые и не спешили действовать открыто, не желая рисковать). Но многое зависело и от самого Керенского, который развил лихорадочную деятельность.