«Товарищ Керенский»

Дружба «бабушки русской революции» и ее «внука» имела немалое политическое значение для них обоих. Брешко-Брешковская была живой легендой социалистов-революционеров, она десятки лет прославлялась партийной пропагандой, ее биография излагалась эсеровскими публицистами как житие подвижницы, посвятившей себя служению народу. Ее огромный моральный и политический авторитет прославленного «борца за свободу» укреплял позиции Керенского, освящал его действия. Но и для Брешко-Брешковской этот союз с Керенским и психологически, и политически был очень важен: молодой единомышленник, вождь победоносной революции был для нее доказательством ее собственной правоты, оправданием той борьбы с режимом, которую она вела всю жизнь. Керенский олицетворял новое поколение революционеров, которое успешно продолжало дело, так давно начатое ею. В то же время молодой министр, герой Февраля был для старой народницы своеобразным проводником в сложном и не всегда понятном мире современной политики.

Отношения между Керенским и Брешко-Брешковской были неформальными, теплыми, – такими они сохранились и впоследствии, в эмиграции. В своих воспоминаниях она именовала его самым выдающимся членом партии социалистов-революционеров[302]. (Вряд ли другие лидеры эсеров согласились бы с такой оценкой.) В ином варианте ее мемуаров содержится еще более восторженная характеристика Керенского: «Он всегда жил и, вероятно, всегда будет жить в лучших светлых представлениях о будущем человечества вообще и будущем русского народа в частности. Это свойство его души, этот великий талант самоотверженной любви и беспредельной готовности служить своему народу, вероятно, и послужили основанием того взаимного понимания, какое установилось между ним и мною. Я высоко ценю этого человека, я любуюсь его натурою как лучшим произведением нашего отечества»[303].

Брешковская и в 1917 году публично высоко оценивала деятельность Керенского. Посетив Таврическую губернию, она в начале июня так отзывалась в газете правых эсеров о настроениях жителей Крыма (ей казалось, что все, перед кем она выступала, с кем говорила, разделяли ее отношение к революционному министру, которого она описывала как известного «борца за свободу»):

Не заметно также недоверия к новому составу Временного правительства, хотя знакомство с его личным составом довольно слабое. Покрывается этот недостаток уверенностью в том, что пока в числе министров стоит Александр Федорович Керенский – ничего худого допущено быть не может. За пять лет, что имя Керенского стояло ничем не затуманенное на арене политической жизни России, население – даже в глухих углах безбрежной страны – привыкло чтить это имя и видеть в нем гарантию правды, законности, справедливости. Привыкли видеть в нем рыцаря, всегда решительного, всегда готового занять самое опасное положение ради бескорыстного служения своей родине. Своему народу[304].

Известная «мученица» и «героиня» революционного движения своим авторитетом подтверждала репутацию молодого «борца за свободу». И впоследствии Брешко-Брешковская и другие сторонники Керенского пытались защитить главу Временного правительства от нападок «слева» и «справа», обращаясь к биографии героя, жертвующего здоровьем и даже жизнью во имя идеалов революции. В такой ситуации Брешко-Брешковская писала в начале сентября о Керенском, рисуя образ политика, самозабвенно выполняющего личный патриотический долг: «…целых десять лет своей молодой жизни он отдает России, не щадя ни сил своих, ни здоровья, ни самой жизни своей»[305]. На протяжении 1917 года всякий раз, когда авторитет Керенского подвергался опасности, министр и его сторонники стремились укрепить его, вновь обращаясь к биографии «борца за свободу» и подтверждая эту репутацию с помощью авторитетных суждений ветеранов революционного движения.

* * *