«Товарищ Керенский»

Сложная ситуация, когда Керенский находился в двух властных структурах, одна из которых фактически претендовала на роль контролера другой, представляла для него множество трудностей, но и создавала немало возможностей. С одной стороны, он легко мог оказаться в положении человека, сидящего «между двумя стульями», при этом «стулья» находились в постоянном движении: и без того сложная расстановка сил в стране быстро менялась. С другой стороны, занимаемая Керенским позиция умелого и ответственного объединителя Совета и правительства, «демократии» и «буржуазии» могла стать чрезвычайно важной и потенциально выигрышной. И Керенский проявил себя как опытный импровизирующий тактик: не ограничиваясь лишь элитными переговорами, он начал обращаться через голову политических лидеров к тем группам населения и организациям, которые составляли базу поддержки этих политиков. Он творчески выражал, умело оформлял и усиливал существовавший в то время запрос на объединение и использовал подобные общественные ожидания как важный ресурс для давления на политических лидеров.

Керенский подчеркивал свое особое положение во власти. Он сам именовал себя «заложником демократии». Приветствуя в середине марта делегацию Черноморского флота, посетившую Временное правительство, он заявил:

Прошу вас не верить слухам, распространяемым врагами народа и свободы, стремящимися подорвать связь между Временным правительством и народом. Ручаюсь головой и я, ваш заложник среди членов Временного правительства, в том, что вам и народу бояться нечего. Если бы возможна была хоть малейшая мысль, что Временное правительство не в состоянии исполнить принятые на себя обязательства хоть в малейшей степени, я сам вышел бы к вам[315].

Некоторая неясность роли «заложника демократии» не мешала распространению запомнившегося наименования политика. Когда Керенский посетил в мае Гельсингфорс, руководитель местного Совета приветствовал его следующим образом: «…министр, товарищ гражданин, просто наш товарищ и друг нашего народа Керенский. <…> Мы все были уверены и знали, что вы наш заложник, заложник социалистов…»[316] Министр определял себя как «заложника» для обеспечения единства «народа» и правительства. Такое определение указывало на уникальный, по сути привилегированный статус во власти, в мире российской политики, оно подчеркивало особую роль Керенского по сравнению с другими министрами.

В своем кругу Александр Федорович довольно резко критиковал лидеров Совета, считая Приказ № 1, манифест 14 марта, другие их решения чрезмерно радикальными; критически он отзывался и о стремлении умеренных социалистов постоянно контролировать Временное правительство[317]. Однако замечания такого рода оставались уделом его конфиденциальных бесед с политическими друзьями, хотя порой и становились известны другим участникам политического процесса. Во всяком случае, его отношения с некоторыми лидерами Исполкома Совета были подпорчены после того, как он вошел в правительство, игнорируя их мнение, а также из-за того, что министр не считал нужным регулярно показываться на заседаниях Совета. Сам Керенский даже вспоминал о том, как пытался, хотя и тщетно, создать искусственно некий противовес Совету, сознательно провоцируя усиление правого политического вектора. Он якобы призывал Родзянко оказывать на Временное правительство постоянное давление от имени Временного комитета Государственной думы, дабы кабинет мог сохранять равновесие[318]. Этому мемуарному свидетельству, пожалуй, можно доверять: для «балансирующего» политика такая комбинация была бы еще более выигрышна.