Как видим, одни требовали от Керенского прежде всего строгого исполнения закона, другие ждали от него проявления милосердия и великодушия, а третьи настаивали на суровом возмездии. Удовлетворить одновременно все эти ожидания было сложно, и министр должен был проявить изрядные тактические способности, чтобы сохранять максимально широкую базу политической поддержки. Необходимо было и здесь балансировать, чтобы предотвратить или по крайней мере отложить возможные конфликты. И он смог решить эту непростую задачу. Правда, некоторые арестованные сановники, их друзья и родные относились к Керенскому критически еще во время революции. Впоследствии же, в эмиграции, они даже писали, что «по почину господина Керенского была образована первая Всероссийская Чека»[393]
. Но в первые месяцы революции никто эти его мероприятия публично не критиковал. Напротив, даже в своей среде некоторые убежденные монархисты с уважением говорили о корректном отношении министра юстиции к последнему императору[394].В то же время публичной критике Керенский подвергался «слева» – за чрезмерно мягкое отношение к деятелям «старого режима», и обвинения такого рода не могли не беспокоить министра, дорожившего репутацией решительного революционера. Тем не менее в марте и апреле авторитет Керенского был столь высок, что ни одна организованная политическая сила – включая и большевиков – не использовала эти отдельные проявления недовольства как повод для организации политической кампании, направленной против министра юстиции.
В апреле обострились отношения Керенского с частью депутатов Кронштадтского Совета. В Февральские дни в крепости было арестовано немало офицеров, они содержались, как уже отмечалось, в довольно тяжелых условиях. Керенский попытался вмешаться – этого требовали от него консервативные и либеральные издания – и направил в Кронштадт комиссию для расследования сложившейся ситуации. Однако Исполком Совета отказался с этой комиссией сотрудничать, и юристы, назначенные Керенским, были вынуждены сложить свои полномочия. Некоторые депутаты Кронштадтского Совета полагали, что тем самым министру юстиции нанесено оскорбление, другие, выражая уважение Керенскому, их опровергали. Но, по сообщениям петроградских газет, в адрес министра юстиции раздавались и враждебные высказывания. Возможно, впрочем, консервативные журналисты намеренно преувеличивали конфликт между популярным министром и кронштадтскими радикалами, желая использовать авторитет Керенского в своих политических целях[395]
. Во всяком случае, в это время даже отрицание практических шагов Министерства юстиции могло сочетаться с признанием политического авторитета главы данного ведомства.Керенский, став министром, занял важную политическую позицию, возможности которой он умело использовал. Не следует, однако, преуменьшать и вызовы, стоявшие перед «министром народной правды». Они были связаны с различными и притом завышенными ожиданиями граждан новой России: даже многие горячие сторонники Керенского требовали от него осуществления совершенно разных преобразований. От него одновременно ждали милосердия, утверждения «законности» и свершения возмездия. Заключенные желали скорейшего освобождения, многие юристы – «восстановления законности», а сторонники социалистических партий – радикального преобразования юридической системы. Наконец, немало носителей утопического революционного сознания ждали от министра полного уничтожения тюрем, отмены всех наказаний, исключения принуждения из арсенала средств, используемых представителями власти. И различные заявления министра, которые он делал в разных аудиториях, могли, в свою очередь, пробуждать столь разные ожидания.
В этих условиях Керенский смог не только сохранить, но и расширить базу своей политической поддержки. Он успешно управлял вверенным ему ведомством с помощью удачно избранных помощников, быстро проводивших те преобразования, относительно которых в обществе в целом существовал консенсус. Однако репутация «отличного» министра создавалась еще и благодаря тому, что Керенский, возглавляя свое ведомство, не был только министром юстиции – недаром его называли в это время «министром революции». Авторитет «борца за свободу» и «героя революции» он использовал для решения политических проблем, стоявших не только перед его ведомством, но и перед всем Временным правительством, и часто другие министры сами подталкивали его к этому. Вместе с тем Керенский укреплял свой авторитет, корректируя тактику собственной репрезентации, в связи с чем появились новые образы – «министра-демократа» и «поэта революции».
3. Министр-демократ