«Товарищ Керенский»

Как-то я попала в Благородное собрание, где должен был выступать Керенский. Зал был переполнен, меня так сдавили, что я уже хотела бежать, не дождавшись начала, но пробраться к выходу оказалось невозможно. В толпе преобладали дамы, шикарно одетые, в лихорадочном возбуждении ожидавшие начала митинга. И выступление Керенского, и атмосфера в зале производили впечатление какого-то истерического театрального представления. Керенский показался мне похожим на актера-неврастеника (амплуа, еще не вышедшее из моды), который самозабвенно играл роль вождя, увлекающего за собой толпу. Дамы, слушая его, хватались за голову, рыдали, срывали с рук кольца и браслеты и бросали их на сцену. Я ничего не понимала в этих выкриках, и все мое внимание почему-то сосредоточилось на одной мысли – что будет делать Керенский со всеми драгоценностями, которые бросают к его ногам[427].

Мемуары актриса писала в советское время, поэтому трудно судить об искренности самой Коонен в той их части, где она говорит о неискренности Керенского, хотя и многие другие люди в 1917 году видели министра именно таким: политиком, старательно и небезуспешно играющим роль вождя, но не являющимся им в действительности.

И все же нет достаточных оснований считать портрет на обложке театрального журнала намеренной карикатурой на Керенского, ведь в то же самое время множеству людей «театральный» стиль министра нравился. Две школьницы 6 сентября направили Керенскому письмо, к которому были приложены карточки (очевидно, почтовые карточки с портретом министра). Подруги писали:

С большой, горячей просьбой обращаемся к Вам, глубокоуважаемый Александр Федорович! Нам очень бы хотелось иметь Ваши собственноручные надписи на этих двух карточках. Не удивляйтесь и не возмущайтесь, быть может, не совсем уместной просьбой, но мы знаем, что Вы – чуткий, отзывчивый, поэтому поймете нас и не осудите слишком строго. Хотелось бы найти нечеловеческие слова, которые бы убедили Вас в нашем искреннем желании иметь память от великого человека, на которого с надеждой и с безграничным доверием смотрит вся Россия, перед умом и гениальным ораторским талантом которого преклоняется и будет преклоняться весь народ. Уважающие Вас, Аня Соломатова, Ира Фадеева.

Этот текст сопровождался припиской: «Какое было бы счастье иметь Ваши настоящие фотографические карточки»[428].