«Товарищ Керенский»

Казалось бы, репрезентационная тактика «демократического министра», проявлявшаяся в рукопожатиях, переодеваниях и новых ритуалах встреч «с народом», не заслуживает специального описания. И многие исследователи политической истории если и упоминают о подобных проявлениях, то лишь как об экзотических декоративных деталях, украшающих серьезное повествование о большой политике.

Между тем в этих действиях Керенского имелся немалый политический смысл. Политическую символику, политическую репрезентацию историк не должен противопоставлять практике властвования. Как мы видим, сам министр уделял «декоративным деталям» немалое внимание и тратил на них свое время, несмотря на чрезвычайную личную загруженность. Нельзя объяснить это лишь «актерством» и «позерством» Керенского (такую интерпретацию предлагали некоторые мемуаристы и историки): ведь в периодических изданиях той поры, в письмах и дневниковых записях эти символические действия Керенского тоже часто упоминались (и нередко характеризовались положительно), а это свидетельствует о том, что современники считали подобные ритуалы, жесты, слова общественно важными.

Именно такое поведение оказалось ожидаемым, именно такая риторика была востребованной, слова и поступки именно такого рода являлись для прессы значимыми информационными поводами в марте и апреле. Демонстрируя внешний демократизм, Керенский стремился усилить свой политический ресурс, при этом риски были минимальными: если некоторые практические действия министра юстиции уже тогда одними воспринимались как чрезмерно жесткие, а другими – как неоправданно мягкие, то репрезентация «министра-демократа» создавала и укрепляла нужную в тот момент репутацию, служила своеобразной защитой от нападок «слева» и, способствуя росту его популярности, ограничивала критику «справа».

В этом отношении Керенский не отличался от многих современных политиков, действовавших или действующих сейчас в разных странах: они также тратили и тратят немало времени на рукопожатия, на демонстративное общение с «народом», на «демократизацию» своего внешнего облика. Особенность же такого поведения «министра революции» была в другом: политическая культура новой России создавалась в то время на основе политической культуры революционного подполья, но ее ритуалы, тексты, символы следовало приспособить к общенациональным и государственным задачам, адаптировать к нуждам современной публичной политики и к решению конкретных вопросов, встававших перед политиком в 1917 году. В указанном смысле Керенский действовал как законодатель революционной моды, и это – наряду с другими факторами – было важным источником его авторитета, его власти: он задавал образцы политического поведения и политической репрезентации, сам выступая в роли образцового «демократического» политика.

Это же было необычайно важно в той ситуации, когда миллионы людей «проснулись», чтобы участвовать в политической жизни. Десятки, затем сотни тысяч молодых и энергичных мужчин быстро шагнули во власть, став членами многочисленных и разнообразных комитетов и Советов. Политическое обучение они проходили, уже находясь во власти, осуществляя власть. Для этого они осваивали не известные им ранее политические тексты, перенимали политические жесты и участвовали в политических ритуалах. «Демократический» стиль Керенского копировался революционными активистами, «комитетчиками» разного уровня, которые испытывали влияние его риторики и репрезентационной тактики, – они усердно пожимали руки избирателям, демонстрировали свой аскетизм, облачались в нарочито скромные тужурки.

Керенского, в отличие от других политиков, претендовавших на статус революционного вождя, не называли «учителем», а обращавшиеся к нему не именовали себя его «учениками». Его воздействие на многих сторонников, союзников и даже на оппонентов проявлялось не в том, что он предлагал комплекс текстов, представляющих «учение», а в том, что он смог дать требуемые образцы поведения для представителей «комитетского класса».

И здесь следует отметить креативность и артистичность Керенского, который заслужил репутацию политика-творца. Подобный образ также играл немалую роль в легитимации вождя демократии.

4. «Министр революционной театральности» и «поэт революции»