Товарищ Цзян Цин. Выпуск первый

В 1942—1944 годах «духовная чистка» лежала в основе «исправительной кампании», которая систематически проводилась во всех политических, военных, просветительных и культурных учреждениях яньаньского общества и в Пограничном районе в целом[172]. Тот же метод «очищения классовых ценностей» периодически возрождался и после Освобождения.

Представителей искусства перевоспитывали в Академии имени Лу Синя, революционном культурном центре, атмосфера которого была пропитана личной неприязнью и столкновениями мнений, большей частью слишком запутанными, чтобы их можно было втиснуть в прокрустово ложе «борьбы двух линий». Различие между тем, во имя чего академия получила своё название (Академия имени Лу Синя), и тем, что фактически происходило в этой колонии творческих работников — эмигрантов, ещё предстоит исследовать историкам будущего. Штатными работниками академии были некоторые из самых знаменитых последователей Лу Синя, в том числе писательница Дин Лин и писатель Сяо Цзюнь. Однако их в конечном счёте погубила бескомпромиссная приверженность его индивидуалистическому подходу и неподкупным художественным позициям. Когда по пятам Цзян Цин в Яньань приехал комиссар по культурным делам Чжоу Ян, которого Лу Синь презирал, его заслуги в шанхайской подпольной парторганизации и в организациях культурного фронта были вознаграждены её будущим мужем, назначившим Чжоу Яна руководителем по вопросам образования в Пограничном районе, а вскоре и президентом Академии имени Лу Синя.

Под руководством Чжоу Яна в академии было открыто четыре отделения: литературы, драматического искусства, изящных искусств и музыки. Имелись там также писательский семинар, исследовательский центр и студия прикладных искусств. Самыми сильными были отделения драматического искусства и музыки, поскольку исполнительские искусства наиболее доходчивы для масс А кто же был заведующим отделения драматического искусства, где преподавала Цзян Цин? Не кто иной, как Чжан Гэн, её начальник и противник в шанхайские годы. В этом сельском лагере Чжан Гэн продолжал работать так, как он работал в Шанхае. Он был сторонником «системы» Станиславского — школы, которую коммунисты впоследствии отвергли, поскольку она якобы способствовала развитию эгоцентризма и личной автономии — явлений, сугубо враждебных социалистическому коллективизму. Он также продолжал ставить без всяких купюр иностранные пьесы, в частности «Женитьбу» Гоголя — комедию о буржуазных нравах, которая должна была развлекать близких ему по духу интеллигентов, но могла лишь сбить с толку местных жителей, ныне ведомых партией к новым высотам пролетарской сознательности[173]. Но вместе с тем Чжан Гэн, Ма Кэ и другие опытные драматурги были зачинщиками культурной революции. Именно они основали новый сельский театр, начав с образцов местной культуры. Так, старинный народный танец «янгэ», исполнявшийся как обряд плодородия, был превращён в танец освобождения, а местная опера получила новое политическое содержание. В числе первых постановок были «Брат и сестра поднимают целину» и «Седая девушка» — драмы, проникнутые пафосом и воспевавшие новых героев современности[174]. 20 лет спустя Цзян Цин присвоила себе эту последнюю пьесу, сделав её центральной постановкой в своём новом образцовом репертуаре.

Ввиду недостатка в Яньани зданий и всех материалов старые постройки использовались для новых целей. Академия имени Лу Синя помещалась в заброшенной католической церкви примерно в трёх милях от центра города. Остов церкви был превращён в аудиторию, какофоническую арену для нового синтеза старинного и современного, национального и чужеземного искусства: в обычные дни в одном углу мог пиликать соло виолончелист, в другом небольшой струнный оркестр играл нечто вроде иностранных мелодий, а из третьего могло доноситься пение исполнителя народных песен, переходившего от модных лирических песенок к старым мелодиям[175].

В помещениях, где в своё время жили новообращённые в христианскую веру, обосновались революционные студенты, обучавшиеся музыке и драматическому искусству. Некоторые из них, подражая богеме, носили романтическую одежду крестьян из русских сказок, отличавшую их от военных. Большинство их набирали из числа местной молодёжи. После двухлетнего обучения их отправляли на фронт для постановки импровизированных музыкальных и драматических скетчей с целью поднятия духа красноармейцев и местного населения.

Среди актёров, писателей, музыкантов, драматургов и журналистов, занимавших руководящие посты в академии, постоянно велись споры. После того как американскому журналисту Харрисону Формэну однажды довелось стать очевидцем собрания, где главенствующую роль играли эти перемещённые городские интеллектуалы, он понял, что побудило Мао к нападкам на их «высокомерный тон»: