По мнению Цзян Цин, в начале 70‑х годов положение в Яньани всё ещё оставалось неудовлетворительным, хотя оно, безусловно, было гораздо лучше, чем когда они жили там с Председателем. Даже и тогда неисправимым критиком их деятельности был Чжоу Ян. Хотя они старались создать в Яньани эгалитарное общество, он порочил их достижения, распространяя статьи об установившейся, как он воображал, возмутительной «классовой системе». По его словам, народ делился на «три сорта и девять классов», подразумевая, конечно, что им не удалось избавиться от своего иерархического прошлого.
Чтобы доказать свою правоту, Цзян Цин вынула из папки тонкую книжку — без заглавия и в бумажной обёртке,— изданную ограниченным тиражом[180]
. Перелистывая страницы, она сказала, что впервые эти статьи появились в 1941 году, а в 1958 году, во время «кампании борьбы с правым уклоном», были перепечатаны. «Чистейшая клевета!» — воскликнула она. В 1941 году Чжоу Ян, в то время президент Академии имени Лу Синя, написал пьесу, в которой содержались такие оскорбительные намёки, как, например, замечание, что «на каждом солнце есть пятна» (блистательного Мао ещё в Яньани сравнивали с солнцем). В марте 1942 года Ван Шивэй опубликовал серию очерков под общим названием «Дикая лилия», где утверждал, что дикая лилия, самый красивый дикий цветок Яньани, произрастает из горькой на вкус луковицы[181]. С помощью этой цветистой метафоры он косвенно нападал на «бюрократизм» и «коррупцию» среди руководителей — давние недостатки, которые, как считали сами эти руководители, они преодолели. В это же время Дин Лин опубликовала статью о Международном женском дне, содержавшую исключительно резкую критику условий жизни женщин при коммунистическом правительстве Яньани. «Прочтите эти статьи,— сказала Цзян Цин,— и вы поймёте, почему Председателю пришлось взять на себя из-за них инициативу на яньаньском совещании».Полемическая инициатива, проявленная Мао на этом совещании и в других случаях, стала искрой, которая разожгла огонь со всех сторон, гневно заявила Цзян Цин. Члены ЦК и Союза молодёжи (вероятно, выступившие, как и в Шанхае, в защиту Ван Мина) расклеивали стенгазеты, без конца клеветавшие на партию, армию и народ. Такая критика по адресу Председателя и его ближайших соратников из рядов ответственных товарищей подготовила почву для яньаньского совещания.
Стремясь сразу же отмести сомнения в своём собственном неизменно простом образе жизни, она сказала, что когда впервые приехала в Шанхай, то жила на чердаке, а в Яньани всегда жила в пещерах. Они с Председателем ели ту же пищу и носили ту же одежду, что и все трудящиеся. И тем не менее на неё клеветали, утверждая, что она переняла роскошный образ жизни «контрреволюционеров»!
В годы становления академии большинство преподавателей в какой-то мере походили на Цзян Цин. Это были профессиональные драматурги, писатели и музыканты с непоколебимой самоуверенностью, основанной на их прежнем опыте. Они медленно приспосабливались к коренным образом изменившимся обстоятельствам. Драматург Ма Кэ вспоминает, как литературоведы часами обсуждали греческую и римскую классику и великолепный европейский ⅩⅨ век. Некоторые актрисы, обучавшиеся на иностранных пьесах (имён Цзян Цин не назвала), столь увлекались ролью Анны Карениной, что ни о чём так не беспокоились, как о длине тени, которую будут отбрасывать на пол их ресницы[182]
.Лучшие воспоминания Цзян Цин касались прогрессивной стороны деятельности академии. В начале 40‑х годов, когда она работала преподавателем отделения драмы[183]
, руководство стало настаивать, чтобы старые циклы опер на уже изжившие себя темы — о дворцовой жизни и уч`ных — были заменены разговорной драмой, которая в тот момент была самым гибким и многообещающим жанром. В числе упомянутых ею пьес на современные темы были «Пожар на аэродроме», «На реке Сунгари» и «Брат и сестра поднимают целину»[184].Председатель впервые появился в академии, когда эти пьесы репетировались, Цзян Цин хорошо помнит, как они ему понравились. Они, безусловно, возбудили у него любопытство, ибо он начал обследовать другие виды деятельности академии. Чтобы ознакомиться с проблемами современной литературы и искусства, которые не были в центре его внимания, он втянул персонал академии в широкие дискуссии, в ходе которых были сформулированы проблемы, выдвинутые впоследствии на яньаньском совещании[185]
.