Товарищ Цзян Цин. Выпуск первый

Если писатели были «инженерами», то Академия имени Лу Синя была фабрикой культуры, работавшей в атмосфере, пронизанной необычными противоречиями. Её персоналу, не менее искушённому в области искусства, чем любое последующее поколение в Китае, рекомендовалось изобрести культурные формы, достаточно простые, чтобы завладеть простодушными умами «рабочих, крестьянских и солдатских масс» Китая, а в начале 40‑х годов это выражение было далеко не стереотипной фразой. Из сырьевых материалов их жизни фабриковались новые разговорные драмы и переделанные местные оперы. Популярной формулой было описание действий ловкого крестьянина, который помогает красноармейцам сорвать подлые замыслы японского мародёра. Такие наивные условности, рассчитанные на вкусы масс, неизбежно должны были оттолкнуть настроенные на более высокие материи умы интеллектуалов-«инженеров», привыкших писать пьесы со сложными и противоречивыми персонажами. Столкнувшись с этой дилеммой, проистекавшей из извечного неравенства таланта и образования, Мао потребовал систематически проводить меры, которые в своей основе должны были дополнять друг друга: давать новые произведения, обеспечивающие массам позитивную литературную жизнь, и исправлять — путём духовного очищения — упрямых интеллигентов, не подчинявшихся его установкам.

Чтобы покончить со старыми порядками, Мао рекомендовал интеллигентам покидать свои «башни из слоновой кости» (не исключая и клуб, каким стала Академия имени Лу Синя). Они подобно ему самому должны были общаться с массами. Писателям, музыкантам и артистам, издавна привыкшим работать в кругах элиты, надлежало читать стенгазеты, вывешиваемые массами, присутствовать на народных представлениях и слушать народную музыку. Только окунувшись в общую культуру, интеллигенты и художники, номинально «опролетарившиеся», теперь в качестве «работников культуры» станут «верными выразителями» интересов народа. Он писал: «Только являясь представителем масс, можно их воспитывать; только став учеником масс, можно стать их учителем. Если же будешь считать себя господином масс, возомнишь себя аристократом, важно восседающим высоко над „чернью“, то, какими бы великими талантами ты ни обладал, массам они не будут нужны и работа твоя будет бесперспективна»[192].

Мао также предупреждал писателей, что «холодная ирония и острая сатира», практиковавшиеся Лу Синем «в обстановке господства тёмных сил», когда все товарищи были лишены свободы слова, неуместны в условиях нового режима, который дал демократию и свободу всем революционным писателям и художникам. «Здесь мы можем говорить полным голосом, и нам незачем прибегать к туманным обинякам, которые затрудняют народным массам понимание произведения… Сатира будет необходима всегда. Но существуют различные виды сатиры: сатира, обращённая против врагов; сатира, обращённая против союзников; сатира, обращённая против людей из нашего же лагеря, причём в каждом случае наш подход должен быть различным. Мы отнюдь не против сатиры вообще и должны отказаться лишь от применения её без разбору»[193].

Это предупреждение продолжало нарушаться и вновь утверждаться, особенно в течение всего периода культурной революции, что явилось одной из причин, по которым эта статья имела такое огромное значение для Цзян Цин.

Ⅴ

В числе писателей, которые выступали на совещании против Мао и отказывались следовать его диктату в будущем, была отважная независимая Дин Лин. Обсуждая предысторию яньаньского совещания, Цзян Цин указала на обличительную тираду Дин Лин «Мысли о 8 Марта», которая явилась разрекламированной через печать пощёчиной обществу, гордившемуся достижением известного равенства между полами, а также экономического и политического равенства. То, что Цзян Цин не стала углубляться в суть высказанной Дин Лин критики, говорит о том, что поднятые Дин Лин вопросы были слишком щекотливыми, чтобы Цзян Цин могла их открыто обсуждать. Она мало что сказала и о женщине, выступившей с этим обвинением. Краткое ознакомление с жизнью Дин Лин проливает свет на то, почему её проницательность и откровенность подействовали на обнажённые нервы в несовершенном революционном обществе.

Дин Лин, родившаяся за восемь лет до Цзян Цин в провинции Хунань, откуда родом Мао Цзэдун, воспитывалась, как и первоначальное ядро революционных лидеров, в современных школах Чанша — столицы этой провинции. Здесь и началась продолжавшаяся всю её жизнь карьера Дин Лин как феминистки, представительницы богемы, инакомыслящей интеллигентки и политической деятельницы левого направления. Эти качества способны были поставить её на всю жизнь в невыгодное положение при любом правительстве, состоящем из людей, требующих единодушия и конформизма, то есть фактически подчинения.