Товарищ Цзян Цин. Выпуск первый

Говорят, писала Дин Лин, что условиям жизни женщин в Яньани уделено много внимания и что их положение лучше, чем положение женщин во всех других районах Китая. Но и Яньань не исключение. Социальный нажим и поныне вынуждает женщин вступать в брак, а тех, кто сопротивляется (как она сама), осуждают. Их уговаривают рожать детей, но, как убеждаются матери, обеспечить их детям уход почти невозможно, и они не в состоянии вернуться на работу, как этого требует новое общество. Такие социальные условия вынуждают женщин становиться классическими буржуазками — «Норами, возвращающимися домой». После десяти лет домашней жизни женщины, бывшие прогрессивными до замужества, деградируют, становясь «отсталыми жёнами». В современной Яньани «отсталость» или «недостаток политической чистоты» стали самой частой причиной, по которой мужья ходатайствуют о разводе с жёнами.

В старое время, писала далее Дин Лин, женщину можно было только пожалеть. Но в наше время недовольство женщины, которую вынуждают страдать, превращается в стремление к возмездию. «Так тебе и надо!» — говорит она мужу. Дин Лин открыто сочувствовала специфическим слабостям и уязвимости представительниц её пола. Ошеломлённые натиском социальных сил, женщины, по словам Дин Лин, не в состоянии «подняться над своим временем», мыслить теоретически и поступать решительно. Стремясь к равенству, они вынуждены заботиться о своём здоровье, использовать весь свой интеллект, действовать ответственно и без колебаний, быть готовыми к страданиям.

Очевидно, Дин Лин и Мао долго находились под взаимным влиянием присущей им обоим уникальной внутренней силы. Но стремление Мао вытравить какую бы то ни было критику в адрес яньаньского нового общества, а следовательно, и в адрес его самого в конце концов побудило его изгнать эту необычную и удивительно талантливую женщину из революционного общества избранных, подобно тому как он это уже сделал в отношении многих своих соратников, ставших, с его точки зрения, политически вредными. Как и всем женщинам, наделённым богатым политическим воображением. Дин Лин, поднявшейся выше своего поколения, суждено было испытать немало страданий, сначала — в эпоху гоминьдана — в Шанхае, теперь в Яньани и, наконец, в Пекине. Пока она имела доступ к печати и радио, она продолжала мыслить и говорить языком независимого революционера. И этой своей позиции она оставалась верна до тех пор, пока кампания по борьбе с правыми, развернувшаяся в конце 50‑х годов, не заставила её замолчать — теперь уж, по-видимому, навсегда.

Живущую в тени своего мужа, отвергнутую интеллектуальными кругами и не имеющую собственной опоры в коммунистической организации женского движения, Цзян Цин, несомненно, огорчило публичное разоблачение Дин Лин. Тем не менее в конечном счёте она поступила так, как ей советовала Дин Лин. После ряда лет неприметного существования рядом с Мао она отвергла ревизионистскую роль «Норы, возвращающейся домой», которую ей навязали её завистливые коллеги. Пустив в ход свой ум, она разработала собственные политические сценарии и ринулась в мир самостоятельно. Однако, даже став национальным лидером, Цзян Цин не смогла избежать страданий, порождённых тем вызовом, который она бросила ложным, но, видимо, незыблемым законам взаимоотношения полов.

8. На пути к Пекину

Здесь нет никого, Кто мог бы понять меня. Люди, окружающие меня, Не способны дерзать так смело, Видеть так далеко, как я. В груди моей бьётся сердце героя, Но какой от этого толк?

Цю Цзинь. Письмо госпоже Дао Цю

«Я тоже солдат,— гордо заявила Цзян Цин в ходе нашей беседы в Пекине, словно желая рассеять возможные сомнения на этот счёт.— Во время Освободительной войны я была политическим инструктором в отряде и подчинялась непосредственно штабу Северо-Западного театра военных действий. У меня и сейчас есть воинское звание».

Когда в Кантоне Цзян Цин вернулась к этой теме, личные воспоминания в её рассказе соседствовали с недавно изученным материалом. Готовясь к встрече со мной, она прочитала дневники, предназначавшиеся для ЦК, и написанные его членами, о повседневных событиях похода из Яньани в Пекин. Дневники проделали весь путь в специальных ящиках. К этим записям она присоединила выполненные от руки карты, подробные данные о боях, количестве войск и общее описание нескольких театров военных действий. В последние дни, потраченные на заметки о периоде в три с половиной десятилетия (1937—1972), она, по собственному признанию, очень устала, и всё же беседа об этих бурных временах доставляет ей огромное удовольствие. Слишком долго она носила воспоминания о событиях тех лет в себе, не имея возможности ими поделиться. Иностранцы должны понять, подчеркнула она, что историю этого периода знаем только «мы» (руководящие товарищи), только «мы» в состоянии нарисовать полную и точную картину того, что происходило тогда в стране.