Товарищ Цзян Цин. Выпуск первый

«После [сианьского] инцидента 12 декабря 1936 года, когда Чжан Сюэлян арестовал Чан Кайши, положение несколько улучшилось. Но по отношению к нам [Красной армии] всё ещё действовали ограничения. Чан Кайши двинул войска численностью, как сообщали, 300 тысяч человек, чтобы окружить и атаковать район нашей базы. Мне стало известно, что наша армия прибыла в северный район Шэньси только после инцидента 12 декабря, и я просила разрешения отправиться туда. В Яньань я попала только летом [фактически в конце августа] 1937 года. К тому времени добраться туда было уже крайне трудно. Я отправилась на одном из наших армейских грузовиков, использовавшемся для доставки риса. Но затем ливень разрушил дорогу, и мне пришлось остановиться на полпути и долго ждать. В это время у меня уже вышли все деньги, и я совсем растерялась. Кто-то достал мне лошадь, но я понятия не имела о верховой езде. Я кое-как взобралась ей на спину. Лошадь спокойно продолжала жевать траву и не двигалась с места. Боясь признаться, что не умею ездить верхом, я слезла, отломила ветку ивы, снова села на лошадь и хлестнула её по крупу. Это привело её в ярость, и она бешено поскакала галопом. У меня было чувство, будто я разваливаюсь на куски и лошадь с минуты на минуту меня сбросит. Наконец она выдохлась и пошла шагом.

Я прибыла в Лочуань как раз в тот момент, когда происходило заседание Политбюро. Я была настолько потрясена и испугана, что боялась упасть без сознания на глазах у всех. Но я твёрдо намеревалась встретиться с руководящими товарищами из ЦК, которые все как один вышли приветствовать меня [обычные «фанфары» для знаменитостей в области культуры?]. Я строго сказала себе самой, что не имею права упасть в обморок перед ними и больше того — должна стоять очень прямо. И вот я пожала им всем руки. Заседание, на которое они собрались, было очень важным»[113].

Не коснувшись политических проблем, которыми занимался в то время ЦК, она заговорила о лошадях, о милитаризме, об образе жизни людей на севере и о животных, которых надо подчинять своей воле. Лошадей в Яньани было мало, и поэтому они предназначались в основном только для руководства. Но брак с Мао дал и ей право на лошадь, что вынудило её перебороть свою боязнь лошадей. Заставляя себя ездить верхом, она постепенно добилась скорости 30 километров в час.

— Я даже и теперь ещё позволяю себе ездить на спокойной старой лошади. Обожаю верховую езду. А вы?

Мне пришлось признаться, что мне больше нравится мысль о верховой езде, чем сама езда. Лошадь, ощущая мою тревогу, не слушалась бы меня.

— Нужно взять молодую лошадь и объездить её самой,— посоветовала Цзян Цин.— Когда одна из моих лошадей слышит, что я называю её «Ма-эр» [нечто вроде «лошадки»], она ржёт мне в ответ. Но если я не объездила лошадь сама, она может меня сбросить.

Вернувшись к рассказу о своём прибытии в район базы, она сказала, что на последнем отрезке 50‑мильного перехода на север из Лочуани в Яньань она и ещё кое-кто из её спутников ехали в кузове грузовика. Грузовик, на котором ехала она, следовал прямо за тем, на котором Мао Цзэдун возвращался в Яньань по окончании Лочуаньского совещания. Тогда ей не было известно об этом совпадении, узнала она о нём позднее. Первое её впечатление о древней стене Яньани было незабываемым. На её южных воротах были начертаны два иероглифа: «ань лан» («утихомирьте волны»), вспомнила она, как бы тоскуя о прошлом.

В своём повествовании Цзян Цин ничего не сказала о происшедшем незадолго до того продвижении войск Красной армии, которое можно восстановить в памяти самостоятельно. За семь месяцев до её приезда в августе 1937 года партия перевела свою штаб-квартиру из Баоани в Яньань, за 40 с лишним миль к юго-востоку. В ближайшие десять лет Яньани суждено было служить столицей Шэньганьнинского пограничного района[114]. С юга эта территория граничила с Лочуанью, с севера окаймлялась Великой стеной, восточную же и западную её оконечности образовали изгибы Хуанхэ. Цзян Цин прибыла туда в период передышки в развёртывании коммунизма, почти через два года после окончания Великого похода. Это был и самый трудный, и самый конструктивный этап организационного и духовного формирования коммунизма. Люди, оставшиеся в живых после почти невероятных испытаний для человеческой выносливости, были поколением революционеров-основателей, которые всегда будут памятны своим товарищам и народным массам как «ветераны Великого похода». Эта разница в статусе неизменно оставляла Цзян Цин в невыгодном положении и побудила её — в другой момент в ходе наших бесед — подробно остановиться на последующем этапе Освободительной войны, в котором и она принимала участие.