Товарищ Цзян Цин. Выпуск первый

Масштабы самого Великого похода общеизвестны, но о масштабах сопровождавших его человеческих бедствий в исторических архивах упоминается лишь мельком. Поход начался осенью 1934 года с отступлением Красной армии после общего поражения, понесённого ею в результате пяти кампаний по окружению, осуществлявшихся гоминьданом с декабря 1930 по октябрь 1934 года против Центральных советских районов на Юго-Востоке. После сверхдальнего марша на дистанцию более 6 тысяч миль (причём западная часть маршрута петляла через Сычуань и Юньнань) в живых остались всего около 20 тысяч солдат — менее 30 процентов первоначального числа участников похода. Поход завершился у местечка Цзичжэнь в Северной Шэньси в атмосфере головокружительного упоения одержанной победой. Затем основное ядро партии перебралось примерно на 180 миль к северу, в Баоань, разрушенный пограничный город в бесплодной гористой местности, который знаменит тем, что служил прибежищем для бандитов, свергших династию Мин в середине ⅩⅦ века.

Во время сианьского инцидента — пресловутого ареста Чан Кайши, вынудившего его присоединиться к единому фронту против Японии,— ЦК оставался в Баоани. Затем ЦК перенёс стратегические операции в обнесённый массивными стенами Яньань. Теперь этот город сильно разрушен, но три тысячелетия он служил бастионом против вторжения варварских орд с севера и продолжал процветать вплоть до Мусульманского и Тайпинского восстаний в середине ⅩⅨ века. Beликий голод 1928—1933 годов на Северо-Западе был лишь последним эпизодом в истории стихийных бедствий в этом районе, унесших миллионы человеческих жизней. «Город» Яньань, полностью лишенный городских памятников, фактически представлял собой естественную цитадель, высекавшуюся веками в лёссовых[115] утёсах тысячами человеческих рук. Зданиями были пещеры, вырубленные в этой твёрдо утрамбованной почве, которая служила изоляцией, делавшей их исключительно тёплыми зимой, прохладными летом и непробиваемыми при бомбёжке. В этих пещерах, более усовершенствованных, чем хижины в индейских поселках, имелись сводчатые входы, деревянные решётчатые окна, обтянутые бумагой, и прямоугольные внутренние помещения. Лучшие пещеры были оборудованы прочными дверьми, покрытыми чёрным лаком, и в целом выглядели более культурно, чем большинство обычных китайских жилищ. Один ярус пещер с другим соединяли зигзагообразные тропинки, тянувшиеся вдоль утесов, возвышавшихся по обе стороны центральной части города. Когда Красная армия вступила в Яньань, население города составляло около трёх тысяч человек, а в последующие десять лет его численность достигала уже ста тысяч[116].

Военные, занимавшие господствующее положение в яньаньском революционном обществе, относились к новичкам, особенно к женщинам, скептически. Положение того или иного человека в партии обычно зависело от утвердившейся за ним репутации, от того, как ему удавалось изобразить своё политическое прошлое, и от доверия, которое он внушал партийному руководству. Вскоре после своего приезда Цзян Цин пошла к Ли Фучуню, заместителю заведующего орготделом ЦК КПК (и мужу видной руководительницы женского движения Цай Чан). Вспоминая своё политическое прошлое, она описала ему все несправедливости, которые ей пришлось терпеть от своих политических руководителей в Шанхае, рассказала, как годами боролась за то, чтобы установить контакт с шанхайской подпольной парторганизацией, и тем не менее не получила доступа в неё, несмотря на утверждения, что она впервые вступила в партию в Циндао. Причины, по которым её подвергали такой дискриминации, ей так никогда и не объяснили, сказала она. Эти признания и обвинения в присутствии Ли Фучуня страшно взволновали её, но он отнесся к ней сочувственно. Это не имеет значения, сказал он, утешая её, и добавил: «Теперь всё будет хорошо».

«Всё хорошо» выражало собой суждение о политическом статусе того или иного человека в зависимости от времени его прибытия [в Яньань]. Официальное установление связи с партией ещё до прибытия предопределяло очерёдность принятия в Партийную школу и в другие ведущие учебные центры, имевшиеся в распоряжении правительства Пограничного района. Поскольку в военное время имел место огромный приток в партию студентов и городской интеллигенции, приём в учебные заведения происходил в условиях сильнейшей конкуренции. Цзян Цин немедленно наметила себе целью поступить в самое высшее из них — в Партийную школу. Приём туда зависел от ЦК и был ограничен лицами, доказавшими свою политическую благонадёжность. Как ясно вспоминается ей мучительная тревога, которую она испытала, стоя перед видными руководителями партии, проверявшими её прошлое как актрисы и политического активиста! Они обсуждали каждую подробность независимо от того, имела ли она какое-либо прямое отношение к существующим политическим проблемам.