Товарищество Кольца

— Почему ты покраснел, Сэм? — спросил Пиппин. — Можно подумать, что у тебя совесть нечиста. Надеюсь, ничего хуже замысла стащить у меня одеяло не было в твоей голове?

— Я никогда не думаю о таких вещах, — ответил Сэм, не настроенный шутить. — Если хотите знать, у меня появилось ощущение, что на мне ничего нет, и мне это не понравилось. Она глядела внутрь меня и спрашивала, что я буду делать, если она даст мне возможность вернуться домой, в Шир, в хорошенькую нору с... с собственным небольшим садом.

— Интересно, — сказал Мерри, — я чувствовал почти то же самое, только... только... Больше не буду говорить, — смущенно добавил он.

Все, казалось, испытали одно и то же: каждый чувствовал, что ему предлагают выбор между лежащей впереди Тьмой, полной опасностей, и тем, чего он страстно желает, — это желание было совсем рядом, и, чтобы исполнить его, нужно было только свернуть с дороги и предоставить поиск и войну с Сауроном остальным.

— Мне кажется также, — сказал Гимли, — что мой выбор сохранится в тайне и будет известен только мне.

— Мне это кажется чрезвычайно странным, — заметил Боромир. — Может, это было только испытание и она хотела прочесть наши мысли с добрым намерением, но я вынужден сказать, что она искушала нас и предлагала то, что в ее власти дать. Нет необходимости говорить, что я отказался слушать. Люди Минас-Тирита верны своему слову.

Но что предлагала ему Леди, Боромир так и не сказал.

Что же касается Фродо, то он не говорил ничего, хотя Боромир засыпал его вопросами.

— Она дольше всего смотрела на вас, Хранитель Кольца, — сказал он.

— Да, — ответил Фродо, — но что бы ни пришло мне в голову, пусть там и останется.

— Берегитесь! — предупредил Боромир. — Я не очень доверяю этой эльфийской Леди и ее штукам.

— Не произносите недоброго слова о Леди Галадриэль, — строго сказал Арагорн, — вы не знаете, о чем говорите. Ни в ней, ни в этой земле нет зла, если только человек не приносит его с собой. Но пусть он тогда побережется! Только сегодня ночью, впервые с самого Ривенделла, я буду спать без страха. Я хочу крепко уснуть и хотя бы на время забыть свое горе. Сердце мое и руки устали.

Он вытянулся на лежанке и немедленно уснул.

Остальные вскоре последовали его примеру, и ничто не тревожило их сон. Пробудившись, они увидели, что лужайка перед павильоном залита ярким светом дня и фонтан сверкает на солнце.

Несколько дней товарищи провели в Лотлориене. Все это время ярко светило солнце, только изредка проливался мягкий теплый дождь и оставлял все живое свежим и чистым. Воздух был прохладен и нежен, как ранней весной, однако путники чувствовали, что вокруг вступает в силу зима. Они ничего не делали, только ели, пили, отдыхали и прогуливались среди деревьев, и этого было довольно.

Они не видели больше Лорда и Леди и мало разговаривали с эльфами — почти никто из лесного народа не знал языка вестрон. Халдир распрощался с ними и ушел обратно к северным границам, где были установлены сильные посты после тех новостей о Мории, что принесли путники. Леголас почти все время проводил с галадримами и после первой ночи возвращался лишь изредка, чтобы поесть и поговорить. Уходя, он часто брал с собой Гимли, и все удивлялись этой перемене.

Путешественники часто вспоминали о Гэндалфе. И то, что каждый знал о нем, ярко вставало перед их глазами. Когда прошли усталость и боль, горе потери стало осознаваться острее. Они часто слышали поблизости голоса эльфов и знали, что те слагают плачи о гибели Гэндалфа — его имя постоянно слышалось среди мягких звучных слов, понять которые путники не могли.

— Митрандир, Митрандир, — пели эльфы, — о Серый Пилигрим!

Так они называли его. Но когда Леголас был с товарищами, он не переводил им этих песен, заявив, что не обладает необходимым искусством и горе его так велико, что вызывает слезы, а не песню.

Фродо был первым, кто попытался излить свою боль в запоминающихся словах. Ему редко хотелось сочинить песню или стихотворение, даже в Ривенделле он слушал, но сам не пел, хотя в памяти его хранилось множество стихотворных строк. А теперь, когда он сидел у фонтана в Лориене и слышал вокруг голоса эльфов, его мысли приняли форму песни, и песня эта показалась ему красивой. Но когда он попытался повторить ее Сэму, то смог вспомнить лишь часть: