Траектория полета

– Нет, обычная обстановка. Так. – Звук шелеста страниц наполнил гнетущую тишину. – В расходной книге имения Болью мы видели, что в 1893 году они заказали сервиз, который, как мы полагаем, наш. Верно?

– Да. – Снова зашелестели страницы, и я поймала себя на том, что кусаю ноготь, чего не делала с детства.

– Поэтому я попросила мисс Кати поискать в других онлайн-ресурсах любую информацию о Шато Болью. Я не могу выразить, как нам с ней повезло! Она обнаружила, что род Болью владел тем участком земли с шестнадцатого века. Это было не очень крупное имение, по большей части доходная ферма, во время войны оно пострадало и до сих пор лежит в руинах.

Кэролайн помолчала, вероятно, именно такое молчание называют «зловещим». Я чувствовала ее волнение, пульсирующее в трубке телефона.

– Среди прочего они выращивали лаванду.

– Лаванду?

– Да. И еще кое-что.

Я встала и принялась ходить. Мне нужно было унять панику, которая растекалась по моим венам, как отрава.

– Продолжайте.

– Мисс Кати не смогла найти перепись населения за те годы, зато нашла список работников, которым Шато Болью платило жалованье. И там, ровно в середине списка, довольно разборчивым почерком стояло имя «Жиль Мутон».

– Жиль Мутон, – повторила я, имя показалось мне знакомым. – Кто он? Там не написано?

– Написано. – Снова зловещая пауза. – Пасечник.

Почти не дыша, я оперлась о стол.

– Пасечник?

– Да. Я попросила мисс Кати просмотреть все подобные списки, и обнаружилось, что как минимум с сороковых годов девятнадцатого века до начала сороковых двадцатого века, когда большинство записей уничтожил пожар во время войны, Мутоны были пасечниками в имении Болью.

Я заставила себя дышать медленно и глубоко, потому что закружилась голова.

– Она нашла связь между Мутонами и фарфором?

– Пока нет. Но есть и еще кое-что.

Я нащупала рукой стул и села.

– Я сижу. Продолжайте.

– Семья Болью эвакуировалась в 1943 году, оставив личную корреспонденцию на хранение в местной церкви. Правильно сделали, учитывая, что дом сгорел. Документы сохранились и были обнаружены двадцать лет назад. Самые свежие, начиная с 1900 года, оцифрованы и доступны в Интернете. Мисс Кати нашла налоговые документы 1940 года, что почти так же замечательно, как и данные о переписи населения, поскольку в них указаны имена и возраст взрослых и детей, которые жили и работали в имении.

Я приложила телефон к другому уху, боясь, что он выскользнет из моих влажных пальцев.

– Кого она нашла?

– Два имени: Жиль Мутон, вдовец. И его ребенок-младенец. Колетт.

Я нахмурилась, припомнив, что она сказала мне раньше.

– Разве Колетт – не ваша родственница? Сирота, путешествующая с семьей вашей бабушки?

– Так было написано в эмиграционных документах. Однако генеалогический поиск, который провела Элизабет, не выявил никаких связей. Видимо, Иветт, зная, что Колетт сирота, взяла ее с собой, когда они уехали в Швейцарию, а затем в Америку.

– Но почему они солгали? – Я закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться, в черноте под веками вспыхивали яркие краски нарисованных пчел.

– Не знаю. Слушайте дальше!

На последнем слове ее голос дрогнул, и я приготовилась к худшему.

– Кати пыталась найти сведения о Жиле после 1940 года. Только он словно исчез с лица земли где-то между тем временем и концом войны в 1945 году. Я почитала о том регионе и узнала, что они жили относительно благополучно под протекцией французского режима Виши, но когда режим пал в 1945 году, немцы и итальянцы оккупировали юг Франции. Можете сами представить, что случилось потом.

– Нет, – тихо пробормотала я. – Вряд ли могу. – Я потерла лицо, чувствуя, что ни на дюйм не приблизилась к пониманию связей между всеми этими людьми. – Значит, та самая Колетт, которая эмигрировала с вашей семьей. Что случилось с ней после приезда в Америку?

Я услышала, как бумаги снова зашелестели.

– Через год после прибытия сюда наша прабабушка сильно заболела. Мы не знаем, чем именно, но похоже на онкологию. Наша бабушка Аделина была вынуждена пойти работать, чтобы прокормить большую семью, а троих младших детей отправили жить в другие семьи. Колетт – одна из них.

– А сейчас? Где она сейчас?

– Элизабет смогла разыскать следы двоих из этих детей. Она даже связалась с их потомками. А вот Колетт не нашла.

Я молчала, надеясь, что мысли, кружащиеся в моем мозгу, сложатся в какую-нибудь связную картину.

– Но как к вашей бабушке попал сервиз из имения Болью?

В течение довольно долгой паузы я представила, как тонкие брови Кэролайн сошлись над переносицей, пока она подыскивала точные слова.

– Возможно, они взяли его на хранение после того, как Жиль и Колетт покинули свой дом. Но я не могу понять, как ваша семья стала обладательницей единственной суповой чашки.

– И крышки.

– Крышки?

– Да, крышки от кофейника или чайника. Мейси нашла ее в старом чемодане матери. Она была завернута в салфетку, возможно, чтобы не разбилась о сам чайник. – Мои глаза скользнули по лиможским каталогам, лежавшим на краю стола с тех пор, как я вернулась из Апалачиколы. – Подождите секунду, я скажу вам, от чего крышка.