Траектория полета

Я открыла сообщение и начала читать. Мне пришлось прочесть его дважды: глаза застилали слезы, и я едва разбирала слова. А потом перечитала еще раз.

– Джорджия, что там? – нетерпеливо спросила Мейси.

– Это о Жиле. Теперь ясно, почему наши бабушка и дед не могли найти его после войны.

Берди медленно повернула ко мне голову.

– Прочитай, – сказала она, не колеблясь.

Я никогда не считала свою мать храброй, однако я начала понимать, что храбрость у нас в крови, она – наша семейная черта. Я откашлялась и начала читать вслух:

«Дорогая Джорджия, надеюсь, у вас все хорошо. Как и обещал, пересылаю вам дополнительную информацию о Жиле Мутоне. Я уже говорил вам, что он – местный герой. Нижеследующее – выдержка из книги, опубликованной во Франции в 1968 году. Это краткий перечень и биографические сведения известных участников Французского Сопротивления во время Второй мировой войны. Я взял на себя смелость перевести ее для вас на английский язык. Дайте мне знать, если я могу чем-нибудь еще быть вам полезен».

Я коротко встретилась взглядом с Мейси и продолжила:

«Жиль Мутон, пчеловод и фермер, проживавший возле Моньё на юге Франции, за период с 1941 по 1943 г. предоставил в своем доме убежище почти сотне евреев – мужчинам, женщинам и детям. Дом мистера Мутона стал частью подпольной организации, помогающей еврейским семьям перебраться из оккупированной зоны на севере Франции и других оккупированных нацистами стран в Швейцарию и Италию (которая на то время еще не депортировала евреев). Жиль Мутон был схвачен в 1943 году и вместе с остальными участниками Сопротивления отправлен в концентрационный лагерь Нацвейлер-Штрутгоф в Вогезах неподалеку от эльзасской деревни Нацвейлер. Лагерь был эвакуирован в сентябре 1944 года немцами, однако в списках эвакуированных имя Жиля Мутона не значится. Считается, что он погиб до 1944 года, хотя свидетельств тому не обнаружено. Государством Израиль ему посмертно присвоено звание Праведника народов мира (Yad Vashem) и его имя увековечено на Горе Памяти в Иерусалиме».

Крик чайки, меланхоличный и полный тоски, нарушил тягостное молчание.

– Папа… – прошептала Берди. Слезы потекли по ее щекам. – Он не покинул меня. Он ведь спас меня, правда? Он нашел для меня новую семью, чтобы я выжила.

Мейси громко всхлипывала, горестно качая головой.

– А когда он, наконец, тебя нашел… – Она умолкла, не в силах продолжать.

Берди склонила голову. Я смотрела на бледную кожу на ее шее, нежную, как у ребенка.

– Он любил тебя, Берди, – произнесла Мейси. – Настолько, что смог расстаться с тобой. Он наверняка обещал тебе, что вернется, и сдержал обещание.

Берди подняла голову и взглянула на нас просветлевшими глазами.

– Мы принимаем трудные решения ради своих детей, Мейси. Вы с Джорджией знаете это лучше, чем кто-либо другой, правда?

Мы с Мейси молча смотрели на мать.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я.

– Бекки мне рассказала. Она нашла свое свидетельство о рождении среди бумаг, которые ты хранишь в буфете.

Мейси прижала ладонь ко рту.

– Она все это время знала и ничего не сказала мне?

– А зачем ей говорить? – мягко спросила Берди. – Я сказала ей, что она счастливая, потому что у нее две матери, которые ее любят.

Берди откинула голову, прижав затылок к спинке сиденья и подставив лицо солнцу. Прищуренными глазами посмотрела на нас.

– Мне нравится думать, что вы обе многое унаследовали от Жиля. Я смотрю на своих дочерей и вижу двух красивых женщин, сумевших стать необыкновенными. Возможно, для меня слишком поздно быть вашей матерью, но вы можете начать сначала и попытаться стать подругами.