Недолго думая Мейси придвинула к ней часть еще не разобранных бумаг. У Бекки вырвались два слова, которые она обычно боялась произносить при матери.
– У нас много работы. Я хотела бы, чтобы ты просмотрела все эти страницы с обеих сторон. Поищи имя Аделина. Хорошо?
Бекки вздохнула так, словно ей велели катить огромные камни на вершину холма. Босиком. И на пустой желудок. Она покорно открыла папку и подняла бумагу, лежавшую сверху. Испустив еще один тяжкий вздох, она согнулась над ней и стала читать.
Еще некоторое время они работали в тишине. Потом Джорджия встала, прошла в соседнюю гостиную и включила там старый проигрыватель. Мейси давно не заглядывала в нижний ящик стоявшего в гостиной шкафа, но была уверена, что коллекция пластинок матери – с музыкой из кинофильмов – все еще там. Когда они с сестрой были детьми, музыка в доме звучала постоянно. Берди ставила пластинки и подпевала знакомым песням. Иногда танцевала с Мейси и Джорджией.
Но это было до того, как Мейси увидела разочарование в глазах матери, до того, как они с Джорджией поняли – какой бы мир ни существовал в воображении Берди, для нее он всегда будет лучше реального.
Когда Джорджия вернулась, по темному дому поплыла мелодия увертюры к мюзиклу «Иисус Христос – суперзвезда».
– Кажется, я сделала достаточно тихо, чтобы не разбудить дедушку.
Проходя мимо Джеймса, она коснулась его плеча.
– Я хотела найти джаз, но там только музыка из кино.
– Ничего. Мне нравятся эти мелодии.
Однако выражение его лица говорило другое.
Джорджия это заметила.
– Я могу поменять, если вам не нравится.
– Нет, все в порядке. Просто… любимый мюзикл моей жены. Ей даже к свадьбе подарили двойной альбом на виниле. Мой шафер подарил. – Джеймс вымученно улыбнулся, как человек, которого только что ударили. Причем сильно.
Джорджия развернулась к гостиной.
– Я сейчас поменяю…
– Нет. Оставьте. Пожалуйста, – добавил Джеймс поспешно. – Лучше разом содрать пластырь, чем отрывать по чуть-чуть, правда? Я всегда был человеком, который оставляет пластырь на ране, пока сам не отпадет. Это, наверное, трусость. Кейт напоминала мне, что рана не затянется, если к ней закрыт доступ воздуха.
Джорджия посмотрела на него с жалостью.
– Если рану вообще не трогать, о ней можно забыть.
– А вы – забыли? – спросил Джеймс. Тон его не был воинственным, он спросил так, словно хотел, чтобы Джорджия просто поразмыслила над его словами.
Конец разговору положила Бекки. У нее был дар прерывать разговор в нужное время, как будто в свои девять лет она уже понимала, что есть вещи, о которых взрослые не хотят говорить.
– Кто это? – спросила она, придвинув к Мейси старую фотографию.
На цветном снимке загорелый мужчина с голым торсом сидит на краю дощатого причала с удочкой в руках. Без шляпы, темные волосы блестят на ярком солнце. С улыбкой смотрит через плечо на того, кто его фотографирует.
– Мой отец, твой дедушка Крис. Ты его никогда не видела. Они с Берди были женаты примерно три месяца. Единственное, что осталось от их брака – эта фотография и я. – Мейси грустно улыбнулась. – Сейчас он живет в Аризоне со второй семьей. Мне пришлось выяснить это самой – Берди никогда о нем не говорила. И я с ним никогда не встречалась.
Джорджия посмотрела на Мейси с теплотой. Она единственная могла понять, каково быть жертвой одного из капризов Берди.
– Зачем же она тогда вышла за него замуж? – спросила Бекки.
Мейси пожала плечами:
– Иногда люди думают, что их устроит подходящая замена тому, чего они хотят, но не могут получить. – Она избегала смотреть на Джорджию, чувствуя, как глаза сестры буквально впиваются в нее.
– А что такое паротит? – задала новый вопрос Бекки.
Мейси с облегчением перевела внимание на документ, который держала в руках ее дочь: дедушкину медицинскую карточку времен Второй мировой. В нижнем правом углу, под печатными словами «Детские заболевания», типично докторским неразборчивым почерком значилось: «Паротит, вет-рянка».
– Болезнь такая. Сейчас, благодаря вакцине, ею редко болеют. И у тебя, и у меня есть прививка от нее. А вот раньше паротит был распространен. Не такая страшная болезнь, как инфлюэнца, которая убивала миллионы людей, но все же многие боялись ею заболеть.
– Паротит? – уточнил Джеймс, отрываясь от ноутбука.
Мейси кивнула.
– Да. Видимо, дед перенес его в детстве. Это не помешало ему служить в армии во время Второй мировой, но заболевание отметили в его медкарте.
Джеймс смотрел на нее задумчиво.
– Интересно. Мой двоюродный дед в детстве тоже болел паротитом, «свинкой», как его тогда называли. Я видел его на старой фотографии, у него шея раздута, как воздушный шар. Дядя Джо был почти ровесником вашего дедушки – наверное, вакцина тогда еще не появилась.
Музыка внезапно стихла. Джорджия настолько ушла в изучение своего каталога, что, кажется, даже не заметила этого. Бекки, словно желая заполнить пустоту, принялась тихо напевать. Мейси не сразу поняла, что она напевает мелодию Берди, ту, которая показалась ей такой знакомой и такой досадно неуловимой.