Если бы царь собственной персоной явился в Царское Село, где уже кипели страсти, он мог бы оказаться в самом критическом положении, – это теперь ясно всем. Блокируя пути перед литерными составами «А» и «Б», думский Временный комитет фактически оказал царю огромную услугу. Но в то время в пылу борьбы мы не имели ни малейшего представления о реальном положении дел. В Санкт-Петербурге мы занимали довольно прочное положение, в ближайших столичных окрестностях тоже было нечего опасаться, однако ситуация в стране, особенно в Москве, откуда еще не поступало известий, оставалась совершенно неясной. Передвижения государя по-настоящему озадачивали. Зачем он поехал из Могилева в Царское Село? На самом деле в минуту отъезда он сам не знал, то ли едет подавлять восстание, то ли договариваться с Думой. Тем временем мы сочли наилучшим решением преградить ему путь. Назначенный Думой комиссар Министерства путей сообщения уже отдал распоряжение всем начальникам железных дорог следить за специальными составами и отсылать их в направлении, указанном комиссаром. Все это напоминало какую-то непонятную игру.
Сообщили, что литерные составы приближаются к станции Бологое, то есть хотят пробиться на Николаевскую линию где-то на полпути между Санкт-Петербургом и Москвой. Военный комендант Москвы был махровым реакционером. Искал ли царь спасения в старой, традиционно патриотичной столице, сворачивая с пути к Царскому Селу на Бологое, избегая Санкт-Петербурга?.. Наряду с поступавшими к нам отрывочными сведениями циркулировала масса туманных и невразумительных слухов. Впрочем, в Бологое были переданы распоряжения. Молчание… Потом новое сообщение: царские поезда дошли до Малой Вишеры по дороге на Санкт-Петербург, где свернули на Бологое и Дно. Неизвестно, чем было вызвано такое решение.
Часы бежали, настала и почти закончилась ночь. Наконец пришла новость о движении поездов к Пскову. Того лучше: в Пскове располагался Генеральный штаб Северного фронта. Царь явно хочет добраться до армии.
Увлекательная игра в кошки-мышки длилась не один час. В императорском поезде сильно нервничали, не имея возможности сразу попасть туда, куда хочется.
Такое у нас в Думе складывалось впечатление от маневров поездов «А» и «Б».
Что же происходило в действительности?
Сначала царский поезд шел беспрепятственно. На каждой попутной станции государя встречало местное начальство. Но еще до наступления вечера императорская свита уяснила, что железные дороги перешли в руки новых властей и два специальных состава никогда не доберутся до Царского Села. Мысль свернуть от Бологого к станции Дно и Пскову была фактически продиктована следующими соображениями. Прибыв туда, можно приступить к действиям против Санкт-Петербурга при поддержке войск под командованием генерал-адъютанта Рузского. В Пскове очень легко отдать приказ идти на Санкт-Петербург. Древний Псков – центр губернии, его население не разочаровалось в монархии. Оттуда проще, чем откуда бы то ни было, быстро и эффективно заняться спасением императорской семьи.
Однако идею, первоначально возникшую в свитском поезде, не удалось осуществить немедленно. Хотя по прибытии на станцию Бологое выяснилось, что ближайшая к Санкт-Петербургу станция Любань уже занята революционными войсками, свитский поезд, шедший перед царским, продолжал продвигаться к столице. Ушел, впрочем, недалеко. В Малой Вишере какой-то офицер, уже разоруженный собственными солдатами, прорвался сквозь конвой и предупредил пассажиров, что в Любани засели весьма горячие головы; революционеры, по слухам, расставили пулеметы и пушки. Поэтому решено было ждать царский поезд, прибывший около трех часов утра 1 марта. Все его пассажиры крепко спали. Их разбудили и после долгого совещания предпочли перевести поезда на обратный путь и направиться к Пскову через Бологое и Дно. Однако… уже безо всякой надежды выслать войска.
«Все в поезде понимали, – пишет официальный историограф императорского Генерального штаба, – что, поворачивая в ту ночь в Малой Вишере, мы пытаемся перевернуть историю революции. Государь неизменно сохранял спокойствие, даже не обсуждал ситуацию. Мне было абсолютно ясно, что вопрос о конституции уже улажен – царь, безусловно, согласен, больше не пытаясь ни возражать, ни спорить. Все его ближайшие советники – граф Фредерикс, адмирал Нилов, граф Граббе, доктор Федоров, князь Долгоруков, герцог Лейхтенбергский – высказались за конституцию. По общим утверждениям, это была просто сделка с членами Временного правительства».
Увы, торговаться было уже не с кем. Даже самые убежденные монархисты в думском Временном комитете – Гучков, Родзянко, Шульгин – требовали, чтобы Николай II отрекся в пользу цесаревича, а великий князь Михаил стал регентом.
Между тем литерные поезда «А» и «Б» двигались к станции Дно и Пскову. Придворные «были охвачены страхом, но надеялись, что в Пскове все устроится».