Трагедия династии Романовых

В ту же ночь царь приказал старому генерал-адъютанту Н. И. Иванову, «галицийскому герою», немедленно выступать на Санкт-Петербург для подавления беспорядков и наделил его диктаторскими полномочиями. Спешно сформировали колонну, включив в нее батальон георгиевских кавалеров (часть полка личной царской охраны при Ставке Верховного главнокомандующего), половину роты железнодорожного полка, стрелковую роту его величества. Вдобавок с Северного фронта в помощь Иванову были отозваны многие части.

Генерал Иванов отправился, но так и не дошел до места назначения. Когда его поезд утром 1 марта прибыл в Царское Село, карательная колонна быстро разбежалась. Еще до отъезда из Могилева генерал Пожарский, командовавший георгиевскими кавалерами, объявил своим офицерам, что не отдаст приказа стрелять в народ, вопреки распоряжениям Иванова. Не подошли и войска, отозванные с Северного фронта. Все прибывавшие в Санкт-Петербург или Царское Село части без промедления присоединялись к революционерам.

Царское правительство в Санкт-Петербурге прекратило существование днем 28 февраля (13 марта). К утру оставшиеся верными министры кабинета укрылись в здании Адмиралтейства на набережной Невы. Около полудня явился адъютант морского министра с просьбой покинуть здание в связи с угрозой со стороны революционных войск подвергнуть его артиллерийскому обстрелу. После краткого совещания сопротивление было единодушно признано бесполезным. В 2.30 военный министр направил начальнику императорского штаба в Могилев следующую конфиденциальную телеграмму: «К полудню 28 февраля среди оставшихся верными войск насчитывается четыре роты, взвод, две батареи, отряд пулеметчиков, покинувшие Адмиралтейство по требованию морского министра во избежание разрушения здания. Сомневаясь в их надежности, признаю невозможным перемещение на другие позиции. Поэтому войска отправлены в казармы, орудийные замки на случай разоружения переданы в распоряжение морского министра».

Таким образом, меньше чем через тридцать шесть часов после восстания резервных гвардейских батальонов, утром 27 февраля, старый режим полностью прекратил существование, по крайней мере в Санкт-Петербурге. В ночь на 28-е к революции присоединилась уже вся страна, включая армию и флот. Строго говоря, это была даже не революция – это было самоубийство монархии, неспособной пережить распутинщину.

Молниеносный крах системы власти, которую императрица Александра Федоровна упорно считала самодержавием вопреки всякой реальности, тем более примечателен, что еще 26 февраля (11 марта) никто и не ожидал никакой революции, никто не мечтал ни о какой республике. Более того, левые ждали новой волны реакции типа протопоповской, тогда как либералы и консерваторы с прогрессистами[12] твердо рассчитывали на уже готовившийся дворцовый переворот. Как политик, тесно и непосредственно связанный с деятельностью Думы – центра восстания в переломные дни с 27 февраля по 2 марта, – уверенно свидетельствую, что даже в полдень первого дня революции у нас фактически не было ни одного батальона, ни единого орудия. Окажись рядом рота пулеметчиков, по-настоящему преданная царю, она могла бы уничтожить всю Думу вместе с левыми и правыми. Единственная причина, по которой этого не случилось, заключается в том, что в целой Российской империи не нашлось такой роты.

Осмысливая сегодня факты с учетом не только наших, но и всех действий царского правительства и Ставки Верховного главнокомандующего, я должен напомнить, что в момент взрыва мы в Думе, на гребне волны, твердо верили в могущество старого режима, считая его в сто раз сильнее. В действительности он не оказывал ни малейшего сопротивления. Монархия пала, как сжатый колос, еще до организации сил новой России. Что бы ни говорили наши современники, факт подтвержден историей. Осуществилось предупреждение великого князя Александра. «Как ни странно, – писал он своему царственному кузену, – правительство сделало все возможное для возбуждения недовольства, и это прекрасно ему удалось. Мы станем свидетелями беспрецедентного зрелища революции сверху, не снизу».

Это письмо датировано 4 (17) февраля 1917 года.

Глава 7 Малая Вишера

То ли революция сверху, то ли самоубийство монархии совершилось 27 февраля (12 марта) 1917 года. Не осталось никаких признаков мгновенно и бесповоротно исчезнувшего мира – монархии вместе с ее властным аппаратом. 27 февраля прежняя спокойная жизнь, следуя заведенному ритму, продолжалась лишь в Ставке Верховного главнокомандующего в Могилеве. Только к вечеру, прямо перед обедом, когда все гвардейские полки перешли один за другим на сторону Думы, генерал Алексеев доложил императору о серьезных беспорядках в санкт-петербургском гарнизоне. Проходя мимо министра двора, он шепнул: «Дурные вести». Императорское окружение в мгновение ока лишилось беспечности и веселости. Дворцовый комендант, так радостно суетившийся еще утром, бегал теперь, «как сумасшедший, с выпученными глазами».