Трагедия династии Романовых

Царь по-прежнему изумлял всех самообладанием, вел себя так, словно ничего не изменилось. Когда его среди ночи разбудил дворцовый комендант Воейков, рассказал о сложившемся положении и спросил, желает ли он, чтобы поезд шел дальше или свернул на другой путь, император ответил: «Думают, будто мы едем в Псков, правда? Отлично, поедем!» Это было сказано так просто и спокойно, словно он абсолютно не принимал во внимание потенциальных опасностей на пути к фронту.

«Безусловно храбрый человек, – говорил Дубенский в свидетельских показаниях Чрезвычайной комиссии, – верящий в «судьбу». Я им не перестаю восхищаться. Мы три ночи глаз не сомкнули, а он спал, ел, подолгу беседовал с окружающими, идеально владея собой. Вот, по-моему, психологическая проблема, которая обескуражила бы самого Льва Толстого».

Днем 1 марта в императорский поезд пришла телеграмма военного коменданта Москвы: «Довожу до сведения вашего величества: большинство войск с артиллерией перешло на сторону революционеров, которые уже полностью овладели городом. Губернатор и его заместитель покинули резиденцию. Родзянко предложил мне признать думский Комитет временным органом власти. Положение крайне серьезное, поскольку ввиду обстоятельств нет никакой возможности повлиять на события».

К счастью для царя, литерные поезда не добрались до Москвы. Во всей России оставался единственный город, куда они могли доехать, – Псков.

Около восьми часов вечера составы «А» и «Б» медленно подошли к псковскому вокзалу. На перроне никого не было, кроме командующего Северным фронтом генерал-адъютанта Рузского, начальника его штаба генерала Юрия Данилова и двух-трех железнодорожников. Генералы явились к министру двора, который проводил их к императору. Они не могли сообщить своему государю и повелителю ничего особенно утешительного. Единственные имевшиеся у них сведения подтверждали, что посланные с фронта на помощь «диктатору» Иванову части одна за другой переходят на сторону революции.

Выхода не было. После аудиенции генерал Рузский вошел в купе графа Фредерикса и откровенно объявил придворным, что остается только соглашаться на все условия из опасения перед еще более серьезными событиями. Придется сдаваться на милость победителей. Выслушав доклад Рузского о положении в армии и в столице, царь в конце концов остановился на плане, задуманном по дороге из Бологого до Пскова, а именно: сформировать ответственное перед Думой министерство под председательством Родзянко, одновременно согласившись вернуть на фронт войска, двигавшиеся к Санкт-Петербургу.

Однако ночью 1 марта поздно было формировать ответственное министерство. Ранее в тот же день великий князь Кирилл («император Кирилл I») во главе матросского гвардейского экипажа с красным бантом на груди прибыл в Таврический дворец «приветствовать новую власть». Конвой его величества нашел себе в Санкт-Петербурге достойных подражателей, как, впрочем, и везде.

Право Кирилла считаться одним из первых «революционеров» среди великих князей неоспоримо, что подтверждает обмен любопытнейшими записками между ним и великим князем Павлом (дядей царя), который в момент свержения монархии был в Царском Селе. Утром 2 марта великий князь Павел, не в силах больше терпеть мучительную неизвестность, послал в Санкт-Петербург доверенного с письмом к великому князю Кириллу: «Дорогой Кирилл, как тебе известно, я поддерживаю постоянную связь с Думой через Н.И., и с большим неудовольствием слышал разговоры о новом плане сделать регентом Мишу [великого князя Михаила]. Об этом нельзя даже думать… Возможно, это просто слухи, но нам надо быть настороже, сделать все, используя все средства, чтобы оставить Ники [императора] на престоле. Если Ники подпишет манифест насчет конституции, который мы одобрили, это абсолютно все, чего требует народ и Временное правительство. [Некоторые великие князья по поручению Павла тайно подготовили такой манифест. ] Обсуди с Родзянко, покажи ему мое письмо. Твой дядя Павел».

Великий князь Кирилл кратко ответил: «Дорогой дядя Павел. На интересующую вас тему я слышал только слухи. С полным уважением отношусь к вашим взглядам, но Миша, несмотря на данное мне обещание открыто действовать рука об руку с остальными членами семьи, секретничает и тайно общается с одним Родзянко. В эти злосчастные дни мне остается одно: взяв на себя всю ответственность перед Ники и страной, спасти положение, признав новое правительство. Привет. Кирилл. 2 марта 1917».

Глава 8 Отречение