Трагедия династии Романовых

Тобольск я предпочел исключительно потому, что он был действительно изолирован, особенно зимой. Город с зажиточным, выражаясь на прежний лад, довольным судьбой населением стоял в стороне от железных дорог, имел небольшой гарнизон и был лишен промышленного пролетариата. Вдобавок я знал о прекрасном тамошнем зимнем климате и вполне подходящем губернаторском доме, где императорская семья могла устроиться с определенным комфортом.

Эти соображения пришли мне в голову довольно любопытным и случайным образом. В 1910-х годах друзья нашей семьи уехали в Тобольск, где глава семейства получил пост губернатора. Тобольск неожиданно вспомнился вместе с услышанными в детстве рассказами, снимком губернаторской жены и дочки, сидящих в зимний день на тройке перед подъездом резиденции. Подумав о Тобольске, я уточнил свои детские воспоминания с помощью комиссара Временного правительства, ответственного за бывшее министерство императорского дома, П. Н. Макарова и члена Думы Вершинина – двух человек, которым я доверял полностью, – направив их на место в надежде получить подробные сведения с учетом интересов императорской семьи.

Наконец, когда приблизительная дата отъезда была назначена, я поговорил с императором в ходе одного из своих регулярных визитов в Царское Село, описал нелегкую ситуацию в Санкт-Петербурге, предложил готовиться к отъезду. Конечно, сообщил об отказе британского правительства, только не уточнил, куда их повезут, посоветовав лишь сполна запастись теплой одеждой. Он очень внимательно меня выслушал. Я начал заверять его, что беспокоиться нечего, переехать необходимо в его собственных интересах и всех членов семьи, а он вдруг проницательно посмотрел на меня и сказал: «Я не опасаюсь. Мы верим вам. Если вы говорите, что это необходимо, значит, так и есть… – И повторил: – Мы вам верим». Наши взгляды встретились. Возможно, в моих глазах читалось удовлетворение: царь, так редко веривший другим, переживший предательство приближенных, теперь выражает доверие тому, кого его жена совсем недавно желала увидеть повешенным.

Разумеется, он проявлял ко мне доверие не только в тот раз, и я не однажды видел под маской монарха лицо несчастного одинокого человека.

Очень хорошо помню первое посещение императорского семейства. Было это где-то в середине марта во время моей первой инспекции недавно организованной охраны дворца. Я обошел все постройки, обсудил текущие дела с комендантом, инспектором охраны, потом попросил обер-гофмаршала графа Бенкендорфа предупредить царя о своем желании повидать его и императрицу. Старый аристократ с моноклем в глазу, согласно этикету, обещал доложить его величеству. Вскоре вернулся, торжественно провозгласив: «Его величество милостиво согласился принять вас». В своих глазах он всегда был и по-прежнему оставался обер-гофмаршалом императорского двора, видя во мне простого министра, явившегося представиться его императорскому величеству.

Честно признаюсь, вовсе не равнодушно я ожидал первой встречи с Николаем II. В прошлом с его именем было связано слишком много жестоких и страшных событий, я боялся не совладать с собой, не преодолеть свои тайные чувства. Тем не менее, сильно надеялся проявить к императору в беседе строжайшую корректность, и ничего более. Шагая по нескончаемо длинному коридору, невольно старался сдерживать эмоции.

Наконец мы с графом дошли следом за вестовым до комнат, отведенных царским детям. Здесь гофмаршал вновь обратился к церемониалу, оставил меня перед закрытой дверью, пошел докладывать. Потом распахнул обе створки со словами: «Его величество приглашает вас». Мое настроение вдруг совершенно изменилось. Хватило нескольких секунд, нескольких шагов по комнате навстречу императору. Из дверей приемной, открытых Бенкендорфом, я сразу увидел за дверью в смежную комнату всю императорскую семью. Они собрались чуть левее от двери за круглым столом у окна, сбившись в растерянную встревоженную кучку. От нее довольно нерешительно отделился мужчина среднего роста с военной выправкой и, сдержанно, слабо улыбнувшись, шагнул ко мне. Это был император. Дойдя до дверей, он смущенно замешкался, словно не зная, что делать, не зная, что сделаю я, как себя поведу. Встречать меня, как положено хозяину, или ждать от меня первых слов? Протягивать ли руку?

Я инстинктивно в мгновение ока оценил ситуацию: семья в смятении, испуганная свиданием с глазу на глаз со страшным революционером, переживающая мучительно тяжелое положение Николая II. С ответной улыбкой я шагнул к нему, протянул руку, по обыкновению кратко представился: «Керенский», как всегда делал при первой встрече. Николай II ответил рукопожатием, мигом оправился от смущения, вновь улыбнулся, повел меня к семье.

Дочери и маленький цесаревич с нескрываемым любопытством пристально меня разглядывали. Александра Федоровна, стоя на месте, напряженная, враждебно настроенная, надменная, властная, непримиримая, медленно, нехотя подала руку. Мне со своей стороны не сильно хотелось ее пожимать; наши ладони едва соприкоснулись.