«Трагическая эротика»

Популярность великого князя росла не только среди неграмотных крестьян, но и у представителей высшего света. В 1915 году в первом майском номере столичного журнала «Столица и усадьба», который был рассчитан на светских читательниц, появился большой портрет Верховного главнокомандующего (еще в феврале этот портрет был опубликован в издании «Летопись войны», рассчитанном на гораздо более широкую аудиторию)1182. Использовался уже упоминавшийся портрет: великий князь был изображен на фоне леса в дубленом полушубке, в папахе и с башлыком. В этом же номере журнала «Столица и усадьба» публиковались портреты чинов его штаба и, что было немаловажно для этого издания, портреты их жен. Если учесть, что тема войны освещалась в журнале «Столица и усадьба» преимущественно посредством публикации фотографий аристократок, исполнявших обязанности сестер милосердия и (или) облаченных в элегантную и модную форму сестер милосердия, то для подобного издания это был серьезный и знаковый великосветский политический демарш1183. Показательно, однако, отсутствие в этом выпуске портрета супруги великого князя. Очевидно, редакция издания проявила объяснимую осторожность. Возможно, впрочем, великая княгиня Анастасия Николаевна сама пожелала не раздражать лишний раз императорскую чету.

Верховный главнокомандующий порой даже рассматривался частью представителей высшего света и как подходящая кандидатура на роль «хорошего царя». Княгиня Кантакузен вспоминала впоследствии о событиях лета 1915 года:

Великий князь обнаружил, что числится во главе оппозиционной партии, совершенно неожиданно и против своей воли. В то время Москва прислала депутацию, где его просили свергнуть императора и самому занять трон. Я это знаю, потому что его императорское высочество отказался даже принять их, и на моего мужа была возложена обязанность передать отказ великого князя рассматривать или обсуждать подобные предложения1184.

К подобному свидетельству мемуаристки следует относиться скептически. Скорее всего, в ее памяти смешиваются события, относящиеся к разным периодам; маловероятно, чтобы московские общественные деятели уже летом 1915 года могли обратиться к Верховному главнокомандующему с подобным предложением совершить государственный переворот. Но это не значит, что цитируемый фрагмент воспоминаний не представляет для историка никакого интереса. Очевидно, что разговоры о возможности возведения великого князя на престол велись в это время. Упоминания о таком отношении к Верховному главнокомандующему мы встречаем и в другом источнике. Описывая настроения участников антинемецкого погрома в Москве в мае 1915 года, французский посол М. Палеолог записал в своем дневнике: «На знаменитой Красной площади… толпа бранила царских особ, требуя пострижения императрицы в монахини, отречения императора, передачи престола великому князю Николаю Николаевичу, повешения Распутина и проч.»1185. К «дневнику» Палеолога следует относиться весьма осторожно, однако и в других источниках встречаются упоминания о том, что популярный Верховный главнокомандующий рассматривался частью общественного мнения как кандидат на императорский трон.

Великого князя порой даже именовали Николаем III. Протопресвитер Г. Шавельский впоследствии вспоминал: «В придворных кругах в это время многозначительно говорили о ходившем по рукам портрете великого князя с надписью “Николай III”»1186.

Другие источники также свидетельствуют о том, что в народе говорили о желательности смены царя. Так, потомственный дворянин А.Г. Хорват, служивший по ведомству императрицы Марии, обвинялся в том, что в июле и августе 1915 года он говорил разным лицам, что Москва полна революционерами, волнуется и желает провозглашения императором «Николая III», подразумевая при этом великого князя Николая Николаевича1187.

О распространенности таких настроений свидетельствует и то обстоятельство, что подобные разговоры дошли и до царицы. Императрица Александра Федоровна знала о них, она писала об этом царю 16 сентября 1915 года: «Ты – властелин, а не какой-нибудь Гучков, Щербатов, Кривошеин, Николай III (как некоторые осмеливаются называть Н.), Родзянко, Суворин. Они ничто, а ты – все, помазанник Божий»1188. Помещение царицей влиятельного члена императорской семьи, обозначенного именем, данным ему молвой, в ряду бюрократов и профессиональных политиков имеет характер намеренного снижения, профанации образа великого князя Николая Николаевича. Иными словами, императрица фактически косвенно признает необычайную популярность военачальника, уже оставившего к этому времени должность Верховного главнокомандующего.

Но и после перемещения великого князя на Кавказ о нем продолжали говорить как о желательном кандидате на русский престол. В феврале 1916 года нетрезвый 49-летний крестьянин Уфимской губернии заявил односельчанам: «К … (брань) войну вашу и ЦАРЯ вашего; не ему, а НИКОЛАЮ НИКОЛАЕВИЧУ нужно быть царем»1189.