Трагический рейс

Когда-то я читал, что на этих крутых берегах медленно погружались в небытие города-призраки, затерявшиеся в джунглях. Они возникли во время «каучуковой лихорадки» и обезлюдели в период японской оккупации. Мне рассказывали о старицах этой реки, кишмя кишевших крокодилами, и другие истории, будившие мечты заняться исследованием этих мрачных водотоков. Их излучины ведут далеко в горы, где залегает оловянная руда. Но мы уже так сильно опаздываем, нарушая свое расписание, что дальнейшая задержка недопустима.

Думается, мне было 15 лет, когда я с восторгом открыл для себя Джозефа Конрада. Многие годы я уносился в мечтах в этот мир, который созерцаю теперь «не смутно, как в зеркале, а лицом к лицу».

Вот они, те декорации, в которых разыгрывались трагедни Джозефа Конрада. Именно такими я представлял себе эти места: скрытые подступы к реке, на которой Том Лингард создал свою жалкую империю, где Альмайер воплотил в жизнь скромные и в то же время величавые проекты, куда удалился лорд Джим навстречу роковому одиночеству. Наконец я попал в эти места! Вот река, если не та же самая, то, во всяком случае, ее сестра-близнец, ибо все эти реки похожи друг на друга. Они вытекают из вечности и впадают в нее, неся в своих водах деревья, вырванные с корнем и расцвеченные орхидеями, как поднявшие флаги корабли. Вот это кампонги, где на пляжах купаются женщины в саронгах и, выйдя на берег, отжимают свои черные волосы изящным движением, напоминающим о таитянских полотнах Гогена. Торговые шхуны пришвартовались к казуаринам, их матросы, похожие на пиратов, стоят на палубах под полосатыми тентами, и это не выдумка романиста, а реальный мир, который сохранился до наших дней!

Мне становится грустно. Сколько времени еще пройдет, пока распустятся нити, из которых создана ткань декораций, украсивших мои страстные, исступленные грезы. Сегодня еще они в моей полной власти. Я наслаждаюсь ими, впитываю их в себя всеми фибрами души, но чувствую, как они ускользают от меня, как сужается этот мир мечты. С какой неистовой силой хотел бы я зажать этот мир отроческих грез в своем кулаке. Сегодня я еще живу в своей былой мечте: плыву по такой реке, какую я себе представлял когда-то: вода цвета светлой охры, черные джунгли на берегах, на небе рваные облака. Особый мир — живой, молчаливый, недоступный...

Ночь упала на землю, когда мы достигли острова Лима к юго-востоку от Джохор-Бару. Южно-Китайское море осталось позади, мы поворачиваем, чтобы войти в Сингапурский пролив. Я твердо решил пройти это проклятое место до наступления темноты и успел вовремя! В этих водах целая плантация крошечных скалистых островков, подводных скал, почти не различимых в сумерках, и узкий фарватер. В 20 милях от Сингапура меня поверг в изумление маяк с мощным красным огнем. Я не могу его опознать, и он не фигурирует ни в каких документах. Но мы уже не в водах острова Тиоман. Этот сектор я знаю как свои пять пальцев, ориентируюсь в нем и днем и ночью и твердо уверен, что никакого маяка здесь не может быть. Это так же немыслимо, как муравей ростом 18 метров. Тем не менее это единственный ориентир, который мы увидели по прошествии долгого времени. Только миновав отмели Джохор-Бару, я понял, что мы имеем дело с очень мощной световой рекламой на высотном здании, которая посрамила все не слишком надежные, хотя и добропорядочные навигационные огни.

В полночь мы бросили якорь в старом вонючем бассейне Калланг, рядом с бывшим аэродромом, превращенным в парк. Шум огромного города и вспышки петард, без которых немыслима китайская культура, угасают. Я горячо пожимаю руку своей помощнице капитана, благодаря ее за превосходную, самоотверженную службу, и мы смакуем маленький непредусмотренный распорядком дня пунш, прежде чем отойти ко сну. Первая часть плавания прошла хорошо. Нам потребовалось две недели, чтобы покрыть 385 миль. В другом месте это могло бы считаться средней скоростью, но зато мы испытали неизмеримо больше приключений.

3 Сингапур