На следующее утро я взбираюсь на гору, где находится штаб-квартира полиции, чтобы пожелать властям долгой жизни и всяческого благополучия. Осталось разрешить еще одну проблему. Дело в том, что полицейские озадачены нашим появлением. Они не решаются нас задержать, но и боятся отпустить без того, чтобы мы не посетили главный город провинции. Великолепно зная, в какое болото может нас завести это требование, я начинаю с того, что категорически отказываюсь его выполнить: «Я отправляюсь в Макасар, в чем вы можете убедиться по моим документам. Там я зарегистрирую свое посещение и урегулирую вопрос с иммиграционной службой. Я не намерен делать крюк для захода в Котабару». Сверившись с картой, я увидел, что Котабару находится на северной оконечности большого острова Лаут, лежащего против юго-восточной окраины Калимантана. Это не очень далеко, но тем не менее... Полицейские превращаются в обольстителей: «Но Котабару очень интересное место. Большой город! Полно лавок. Много китайцев и механиков! Вы сможете отремонтировать там мотор и купить все, что угодно! И всего один день плавания!» Для них Котабару — это нечто вроде Риджент-стрит, Парк-авеню и Рюде-ла-Пэ и даже больше. Неизвестно зачем они пробуют еще раз поймать меня впросак и забрасывают теми же самыми вопросами: «Откуда прибыли? Куда направляетесь? Когда отплываете? Имеется ли оружие на борту? Фотоаппарат? Радио?» Под конец меня спрашивают даже, нет ли у меня телевизора, о котором, вероятно, они слышали от какого-нибудь проезжего моряка. На все это я уже отвечал 100 раз и в 101-й заявляю: «Да, у меня есть два фотоаппарата, и вы их уже видели». Известно ли мне, что на фотографирование в Индонезии требуется специальное разрешение? Я почесываю подбородок: «Вы шутите! За два года пребывания на Яве и Суматре я сделал сотни снимков и никто мне ничего не говорил! Во всяком случае, военные объекты меня не интересуют, и, если они здесь имеются, сообщите мне, чтобы я их не заснял!» Они рассмеялись, но не отступают ни на шаг от своего требования посетить Котабару, и, пока наши паспорта в их руках, они хозяева положения. Это ребячество, но оно может длиться месяцами. Я ничего не добился, заявив им, что у меня нет денег и в случае задержки они обязаны нас кормить. В конечном счете, лицемерно спросив, не могут ли они предупредить по радио Котабару о нашем приезде (на что последовал отрицательный ответ, так как на острове нет передатчика), я счел, что поединок для поддержания моей чести слишком затянулся, и заявил снисходительно: «Ну что же! Раз вы на этом настаиваете, мы пойдем в Котабару...» Все поздравляют меня с этим мудрым решением. Но для меня уготована западня, которую я незамедлительно обнаруживаю. С нами отправляется нарочный, сержант В. И этого не избежать. «Так как вы направляетесь в Котабару, возьмите туда сержанта В. Он должен побывать у врача, а у нас нет судна». Появляется запыхавшийся сержант с картонным чемоданом. Это наш старый приятель Крысиная Морда. (Прошлой ночью он нанес нам визит и выпросил у меня пустую коробку из-под сухарей, чего Жозе до сих пор мне не простила.) На нем полосатая пижама, поверх которой надет пояс с пистолетом, магическим символом власти. Уверен, что они спит с ним. «Так вот где зарыта собака!» — сказал бы Гамлет. Разумеется, не стоит большого труда выбросить его за борт во время ночной вахты. Искушение велико, но христианская мораль мешает мне осуществить это обольстительное намерение. Вдруг меня осеняет мысль, как выйти из этого затруднительного положения. Мои противники — мусульмане и, как таковые, придерживаются некоторых почтенных предубеждений, отказаться от которых они не в силах даже в пылу служебного усердия. Обращаюсь к самому неприятному из всей шайки. Он все время прятался в углу, не задал сам ни одного вопроса, довольствуясь тем, что дирижировал дознанием, посылая маленькие записки своим менее искушенным коллегам.
Он элегантно одет в гражданское платье и носит темные очки, защищающие глаза от солнца. Я обращаюсь к нему, изображая полную растерянность:
— Видите ли, ничто не доставило бы мне большего удовольствия, чем взять с собою сержанта В. Но это совершенно невозможно.
— А почему?
— Но, господа! Подумайте только! Я путешествую вместе с женой и не могу допустить присутствия постороннего мужчины у себя на борту!
Грубый прием, но он действует безошибочно. Эта демонстрация мусульманских принципов повергает их в молчание. Сержант понимает, что его мечта пуститься в приятное плавание рассеивается как дым, и готов разрыдаться. Даже главный инквизитор сдается. С минуту он размышляет, опустив подбородок на грудь, а затем бормочет: «...верните им паспорта».