Приближаемся к илистому эстуарию небольшой реки, выдающемуся в море в виде клюва, за которым видны волноломы порта. Как только задул бриз с моря, ветер стал противным. Прижатые на левых галсах к наветренному берегу, мы чувствовали себя очень неуютно, идя на скорости, достаточной лишь для того, чтобы управлять рулем, причем глубины быстро уменьшались. Жозе манипулирует рукояткой штурвала с такой осторожностью, как будто у нее в руках хирургический нож, а я читаю показания эхолота: «Четыре фута... четыре... три... два... два...» Кажется, это длится часами. Затем: «Три... четыре... пять... сажень... три...» Больше нет сигналов! Мы прошли отмель, но впритык! Порт Макасар расстилается перед нами. Великолепное зрелище: фронтоны старинных пакгаузов, как бы сошедшие с гравюр, иллюстрирующих «Путешествие в Суринам». Бастионы старой крепости озарены красным пламенем цветов жакаранды. Целая флотилия лодок вытащена на берег островка, служащего опорой для волнолома. Большое сторожевое судно пристает к нам, и в пять секунд наша палуба наводнена солдатами с таким вооружением, точно они собираются вести осаду Сталинграда. Один из них даже установил пулемет перед компасом. Армия, полиция и военно-морские силы прислали своих представителей, исключение было сделано только для авиации. Все они обвешаны гранатами и гремят по палубе грубыми башмаками, подбитыми гвоздями, переходя с одного конца судна на другой. А тем временем сторожевое судно, почти таких же размеров, как наш бедор, подобно тарану, наносит нам удары, и фальшборт начинает отрываться. Я близок к тому, чтобы потерять самообладание, которое еще у меня сохранилось после этого изматывающего перехода от Махаратуа, и начинаю выкрикивать все бранные слова, какие только знаю на индонезийском языке. Моя вспыльчивость, видимо, оказывает некоторое влияние на блюстителей порядка. Пытаюсь объяснить, что было бы куда полезнее подать нам буксирный конец, чтобы отвести на якорную стоянку. Они теряют уверенность, что дает нам возможность обрести некоторое спокойствие. Вскоре на хорошем ходу нас буксируют к берегу, мы швартуемся у пристани перед Управлением капитана порта. Это происходит значительно быстрее, чем мы рассчитывали. Итак, мы прошли 1650 миль от Сингапура, постарели на шесть недель, а наши нервы находятся на пределе.
Задолго до прихода голландцев Макасар уже был цветущим городом, «столицей пряностей», победоносно боровшейся с Тернате и Тидоре за господство на море, чтобы обеспечить себе контроль над богатствами архипелага. Но когда сегодня бродишь вдоль бездействующих причалов, растянувшихся на несколько километров, пустых складов и длинных улиц с пыльными лавками, на полках которых нет никаких товаров, кажется, что попал на кладбище, где реют бесплотные тени. Макасар превратился в огромный город-призрак. Даже шум и движение не свидетельствуют о жизни, а скорее напоминают кишение червей в разлагающемся трупе. Особенно остро это тоскливое чувство овладевает вами в портовой зоне, где бесцельно бродят солдаты и чиновники, которых гораздо больше, чем докеров и рабочих.