Трагический рейс

Мы бросили якорь в прекрасно защищенном бассейне для парусников — прямоугольнике, наполненном свинцовой водой. Здесь догнивает дюжина затонувших катеров и буксиров. Я не перестаю удивляться резкому контрасту между содержанием парусников и судов с механическими двигателями. Крупные парусники грузоподъемностью 150 тонн отличаются изумительной опрятностью. Они вооружены топселями, как кечи, обслуживаются экипажем в 15 — 20 человек и причаливают к набережной, где разгружают огромные бревна. Между тем суда с механическими двигателями, как государственные, так и частные, находятся в возмутительном состоянии. Они до такой степени заржавели, что должны пойти ко дну при первом же волнении; можно проткнуть пальцем их изъеденные и ставшие тонкими, как бумага, борта. Суда с механическим двигателем внушают отвращение своей грязью. Эти жалкие останки хронически перегружены, и не приходится удивляться тому, что они бесследно исчезают где-нибудь вдоль побережья. Происходит это так часто, что ни у кого не вызывает удивления. Зато большие парусные суда с их надраенной «до костей» палубой, сверкающим корпусом, причудливыми арабесками вокруг высокой круглой кормы представляют благородное зрелище. Когда по утрам после ночных ливней они поднимают для просушки свои паруса, невольно вспоминаешь о былом величии Макасара, царившего над Островами Пряностей. Мешки с перцем, гвоздикой и мускатным орехом наполняли в те времена трюмы таких же кораблей, направлявшихся к Паттани, Коромандельскому берегу, к далеким княжествам Чампа и Золотому Херсонесу...

Мы приобрели еще одного друга в лице старшего лоцмана Управления порта, говорящего не слишком правильно, но зато очень охотно по-английски. Он познакомил нас с семейным укладом индонезийцев, а Джон — с китайскими обычаями. Лоцман — спокойный, низкорослый, всегда улыбающийся человек. У него такая же маленькая пухленькая жена и два красивых мальчика, которых нельзя упрекнуть в невоспитанности. Все они христиане, и на Сулавеси в этом нет ничего необычного: половина наших знакомых исповедует ту же религию. В этой семье мы отпраздновали рождество. Хозяева раздобыли какое-то деревце, напоминавшее елку, и украсили его клочками шерсти, что должно было изображать хлопья снега. Разумеется, они плохо представляли себе, как выглядит заснеженная ель, но оказали нам очень радушный прием.

Небольшая ссадина, которую я нанес себе на Каримате, сильно воспалилась, и на левой ноге образовалась огромная лиловая язва. На протяжении месяца она становилась все более глубокой, а железы в паху распухли до того, что я уже не мог ступить на ногу и даже носить самые легкие сандалии из японской резины. Наш друг лоцман решил, что мне надо немедленно оказать помощь, и доставил в портовый лазарет. При виде полдюжины ржавых игл, лежавших на грязном столе, я решил, что настал мой последний час. Здоровенный веселый фельдшер согнул четыре-пять игл, прежде чем вонзить одну из них в мою ягодицу почти до упора. Так была введена в мой организм какая-то подозрительная грязная смесь, носившая название «пенициллин». Но, должно быть, у меня железное здоровье, так как я не только не скончался от общего заражения крови, заранее смирившись с таким исходом, но даже начал поправляться: железы опали, а язва постепенно затягивалась.

Предполагалось провести в Макасаре пять дней, но прошло уже три недели, а мы все еще не были готовы к выходу в море. Проверив мотор, я должен был осмотреть весь стоячий такелаж, который порядочно износился в штормах и еще больше в штилях. Мне хочется сменить два гика и две реи. Господин Рюрю предложил было свои услуги, но, раздосадованный моей придирчивостью при первом торге, порвал с нами всякие отношения.

Джон сказал, что знаком с мастером, который сможет изготовить нам все необходимое. Мы отдали также в починку паруса. Они превратились в тряпье, и их следовало бы полностью заменить. Но во всем Макасаре нет ни куска приличной нарусины, и нам приходится довольствоваться починкой того, что починить нельзя, положившись на милость провидения.