Мечтаем о своем лагере, как о потерянном рае: мирный очаг, вознаграждение за все страдания. Этой преисподней, кажется, нет конца! Нас вытолкнуло в «другое измерение», в бессмысленный мир, где мы обречены на вечное пресмыкание в тине.
Наш путь перерезает широкая и быстрая река. Раздеваюсь, чтобы плыть по ней до ближайшей излучины и посмотреть, приближаемся ли мы к морю. Берег илистый и такой мягкий, что я тут же погружаюсь в него по грудь. Жозе кричит от ужаса. Ощущение такое, будто я попал в клейкую западню, более страшную, чем зыбучие пески. Пальцами хватаюсь за ветку поваленного дерева, и мне удается высвободиться, ползя на животе до кромки воды. То вплавь, то вброд я продвигаюсь по реке на 200 метров, гоня от себя мысли о крокодилах. Но излучины следуют одна за другой, и, насколько мне известно, река может меандрировать на протяжении многих миль, сохраняя при этом свое параллельное берегу течение. Не знаю даже, плыву ли я в нужном направлении. Если начался прилив, меня может отнести вверх по течению.
Возвращаюсь к Жозе, которая сидит на большом корне и со страхом ждет меня. «Знаешь, — говорю я, — надо переправляться через реку. Если следовать вдоль ее течения, мы потеряем массу времени». Жозе удается просушить руки и протереть зажигалку, чтобы высечь огонь, хотя и слабый, но достаточный, чтобы разжечь залепленную грязью трубку. Свесив ноги в ил, мирно курим, измученные до предела. На лицах илистая маска, волосы склеены в шлем.
Намечаем на противоположном берегу подходящее местечко. Там перпендикулярно воде валяется сухое дерево, и мы сможем ухватиться за его ветви, чтобы выбраться на землю, несколько более плотную вдоль молодой поросли. Переправа оказалась довольно легкой, и я пересекал реку несколько раз с мешками, ружьем и парангом. Ил, поднятый нами, быстро затвердел и покрыл нас коркой с ног до головы. В 4 часа пополудни (нам пришлось тащиться, как вчера, 7 часов, пробиваясь через последнюю густую завесу молодых мангров) мы наконец прорываемся на берег, ослепленные светом, и испытываем несказанное облегчение. Мне хочется закричать, как воины Ксенофонта: «Таласса, Таласса!» Бросаем наши мешки и бежим к морю, погружаясь в него прямо в одежде, чтобы смыть жирный, вонючий ил. Как здесь все прекрасно, свежо, чисто и просолено, открыто всем ветрам! Смыть с себя поскорее всю гниль, выскоблить ее из памяти!
Мы окончательно выдохлись, но мысль о лагере вливает в нас новые силы. Быстро бежим по твердому и вместе с тем упругому песку. По моим подсчетам, нам остается покрыть не более 10 километров. Это сущие пустяки, двухчасовая приятная прогулка.
Довольно легко переходим вброд маленький ручей, но через два километра останавливаемся, ошеломленные разочарованием. Перед нами эстуарий большой реки, которая течет позади лагеря. Высокая вода прилива, стремительное течение, а мы так устали, что нам не доплыть до противоположного берега. К полуночи вода начнет спадать, но переправляться через реку в темноте было бы самоубийством. Лучше подождем до завтра.
Устраиваемся на ночлег в купе филао и разжигаем костер. Но увы! Мы расположились лишь в нескольких метрах от мангровых зарослей, и миллионы москитов плотоядно устремляются к нам.
У нас осталась всего одна ложечка какао. Ведь целые 60 часов, из которых 45 прошло в борьбе с болотами, мы удовлетворяли голод двумя-тремя глотками какао, заменявшими нам завтрак, обед и ужин. Пытаемся заснуть в еще мокрой одежде. Да, поистине это самая ужасная ночь за всю нашу кошмарную экспедицию. Дождь льет без перерыва, мы дрожим от холода, а тем временем все насекомые планеты собираются к нам на римскую оргию. В 5 часов утра разжигаем костер и усаживаемся на корточках как можно ближе к нему. Жозе плачет и извиняется за свои слезы. Пытаюсь ее утешить, говоря, что полностью разделяю ее переживания. «Сегодня переплыву реку, даже если мне придется поплатиться жизнью. Я не перенесу ни секунды такой ночи, как эта». Никогда я не брал на себя обязательства с такой решимостью.
Развели немного какао, которое еще осталось в банке, наполнившейся водой, и вскипятили его на углях. Странно, до чего подкрепляет силы горячий напиток! Но позднее утром, сидя на берегу и глядя на стремительно несущуюся мимо нас реку, опять почувствовали голод и усталость! Хватит ли у нас сил для переправы? Наконец я говорю: «Пошли! Теперь или никогда. Если мы будем долго ждать, то еще больше ослабеем».
Входим в воду рука в руку, борясь против сильного течения до тех пор, пока дно не уходит из-под ног и надо плыть. Мешок и карабин, висящие у меня на шее, стесняют движения и не позволяют плыть быстро. Жозе, которая плавает гораздо лучше, опережает меня и вдруг оборачивается и кричит: «Скоро конец! Я сейчас коснусь дна!» И почти тотчас, к моему великому ужасу, она попадает в водовороты, где ее сбивает с ног, скатывается на подводные скалы, снова появляется на поверхности, цепляясь пальцами за скалу. Напрягаю все свои силы, чтобы приблизиться к ней, но продвигаюсь страшно медленно. Вдруг на лице Жозе появляется улыбка: