Итак, руководствуясь моим ошибочным представлением о нашем местонахождении, мы пытаемся обойти реку, придерживаясь северо-западного направления и следуя параллельно берегу. Вскоре мы добираемся до какой-то невероятной для здешних мест равнины, поросшей высокими, блестящими, тучными травами. По ней разбросаны веселые рощицы маленьких, похожих на яблони деревьев. Как все это похоже на нормандские луга! Нам предстоит пересечь равнину, чтобы добраться до леса на другой ее стороне, в двух километрах отсюда. Я тоже снимаю туфли, так как грунт такой вязкий, что погружаюсь в него при каждом шаге. Через несколько шагов — вода по колено, а через 50 метров — по грудь. Странный луг! Но это купание не лишено прелести — вода теплая и двигаться довольно легко. Из маленьких рощ, возвышающихся над земноводным пространством, которое, видимо, служит водохранилищем, питающим все ручьи и реки этой части острова, взлетают журавли.
На противоположной стороне перед нами предстает не добропорядочный лес, а все та же черная завеса мангров. «Вот так чертовщина!» — говорю я. Но нам надо пробиться. Думаю, заросли не очень густые и мы вскоре будем на берегу. Из ила торчат маленькие побеги размером со спаржу, но, твердые, как металл, они раздирают ноги. Я потерял одну туфлю при переходе через этот псевдолуг и с досадой сбросил вторую. Жозе обернула ноги обмотками из парусины, но это не очень ей помогло. Пройдя заросли молодых мангров, попадаем из огня да в полымя. Перед нами тот заклятый лес, который так напугал нас две недели назад. Высокий, черный, с гигантскими воздушными корнями, переплетающимися, как клубки змей, он тянется направо и налево, теряясь из виду. Но у нас нет иного выбора: надо идти вперед!
И так будет продолжаться семь часов: мы идем босыми в этой зловонной тине, погружаясь в нее по колени, преследуемые каким-то непристойным бульканьем, несколько раз чуть не попадая в кишащий клубок змей. Раздаются какие-то завывания, леденящие кровь, и нам чудятся смертельные схватки фантастических чудовищ среди этого первозданного хаоса и гнили. Мы вынуждены перебираться через корни 50 раз на протяжении 50 шагов. Но вот появляются черные безмолвные ручьи, текущие среди высоких илистых берегов. Переправляемся через них, лежа на животе, чтобы не погрузиться в тину с головой. Один ручей слишком глубок, чтобы перейти его вброд. Мы переплываем его вместе со всей нашей тяжелой ношей и хватаемся за корни на противоположном высоком берегу, чтобы выскользнуть из тины. Продолжаем продвигаться настойчиво и почти бессознательно, истощенные и напуганные до предела. Но при одной мысли, что нам, возможно, придется провести ночь в этом аду, без света, без огня, без сил, с ружьем, залепленным грязью и потому непригодным, нам становится страшно! Замечаем, не говоря об этом друг другу, чтобы не усилить тревоги, что уровень воды повышается: начинается прилив. Не грозит ли нам смерть? Не утонем ли мы здесь, попав в западню этих зловещих сумерек?
В 6 часов вечера нам вдруг кажется, что вновь наступает день: благословенное, чудесное видение! Менее чем в 100 метрах от нас, на другом берегу маленького заболоченного рукава, из светлой воды поднимается «добрый лес». Вот его высокие, прекрасные эвкалипты, карликовые пальмы, папоротники и твердый грунт! Мы устремляемся туда. Но что за странное явление? Температура этой большой и тихой водной скатерти, доходящей до груди, постепенно повышается и становится мучительной, когда мы наконец достигаем противоположного берега. А я уже начал побаиваться, что мы сваримся всмятку, если не вкрутую.