Трактат о явлениях духов, ангелов, демонов, а также о привидениях и вампирах

Их воображению, возбужденному зрелищем, являлись видения. Думали, что тяжелый дым исходит от трупа; постоянно твердили, что в церкви бруколак, одно имя которого способно было поколебать своды церкви; многие из присутствовавших находили кровь этого несчастного свежей и красной. Мясник божился, что кровь очень тепла. Из этого заключили, что в мертвом дьявол поддерживает жизнь; это заключение стояло в тесной связи с представлением о бруколаке. Очень многие каялись, что заметили, будто труп также мягок, как и прежде, когда переносили его с поля в церковь для погребения, что, следовательно, он бруколак, о котором везде говорили. Я стоял у самого трупа, и потому верно мог наблюдать; обоняние мое сильно страдало от страшной вони от трупа. На вопрос, что я думаю об этом мертвеце, я отвечал, что считаю его обыкновенным мертвецом.

Желая осветить помрачившуюся их фантазию, или, по крайней мере, ослабить волнение, я сказал: нет ничего удивительного, что мясник почувствовал некоторую теплоту, пошарив в истлевших уже кишках; вонь также обыкновенна, как и от навоза, когда его разроют. Что касается до красной крови, то ее можно видеть на руке мясника: — это ничто другое, как зловонная нечистота.

Вопреки этому представлению, решили отправиться на морской берег и там сжечь сердце умершего, думая прекратить этим неприятные выходки бруколака, который бил людей, ломал двери, бил окна, рвал платья, опустошал кружки и бутылки. Из последнего видно, что мертвец сильно страдал от жажды. Страшно только то, что дом консула, в котором мы жили, был пощажен бруколаком. Этот факт доказывает только печальное состояние умственного развития островитян. Воображение было у всех и каждого болезненно, расстроено; целые семейства оставляли свои дома и уносили постели на край города, для ночлега. Каждый жаловался на новые мучения. Наступление каждой ночи встречаемо было всеобщим плачем: даже люди благоразумные бежали из своих домов. О всеобщем предрассудке я решился не говорить ни слова, и этим избежал опасности быть признанным за неверующего, а также едких насмешек. Свое поведение я оправдываю тем, что невозможно же было, в самом деле, объяснить всему народу его заблуждение. Думавшие, что я сомневался в истинности рассказываемого факта, приходили ко мне и разубеждали меня в моем неверии. Они думали уверить меня, что умерший бруколак, свидетельством мясника и миссионера П. Рихарда, иезуита. «Это католик, — говорили они, — следовательно, вы должны верить ему». Меня бы постоянно беспокоили, если бы я отверг и это столь убедительное доказательство. В каждое наступавшее утро повторялась та же комедия: нас угощали рассказами о новых проделках, в которых упражнялся мертвец, и жаловались на его беззакония.

Более заботливые думали, что для полной безопасности не исполнена существеннейшая часть обряда. По их мнению, следовало совершить обедню после того, как вынуто было сердце у несчастного. Только этой мерой предосторожности, думали они, дьявол непременно был бы изгнан, и, без сомнения, не вернулся бы опять в труп. А так как литургией началась церемония, то дьявол имел достаточно времени удалиться и потом опять вернуться в тело умершего.

Не смотря на эти суждения, дело, очевидно, нисколько не улучшилось. Собирались по утрам и вечерам, спорили, совершали процессии в течение трех дней и трех ночей; священники заставляли поститься; дома и двери кропили св. водой и наливали ее в уста бедного бруколака. Бывая часто в городском приказе, я всегда настаивал на том, что в благоустроенных государствах в подобных случаях приказывают ночной страже строго наблюдать за всем, что происходить в городе. Совету моему, наконец, последовали, и в первую же ночь поймали нескольких бродяг, которые, очевидно, принимали участие в ночных беспорядках. Через два дня бродяги, когда их выпустили из тюрьмы, опять возобновили свои проделки в награду за страдание в тюрьме: опустошали кружки с вином в домах, оставленных на ночь. Граждане опять прибегали к молитве.

Однажды после совершения молитвы вбили несколько сабель в могилу умершего, которого в тот день, по просьбе родственников, выкапывали около трех или четырех раз. Бывший в эго время на острове албанец доказывал, что в подобных случаях очень нелепо со стороны христиан употреблять сабли. «Вы не видите, вы слепы! — говорил он, — что сабли в точке соприкосновения образуют форму креста, и тем самым препятствуют дьяволу выйти из трупа». Предложение просветителя не имело, однако, успеха. Бруколак нисколько не исправлялся, и потому все были в страшном смятении, не знали, как избавиться от него, как вдруг, как будто сговорившись, решили сжечь бруколака. Это, конечно, лучше, чем оставлять остров, как некоторые думали: в самом деле, многие семейства собрали свои пожитки с намерением отправиться на остров Сиру или Тину в Греческом архипелаге.