Трамвайность

– Сейчас нет. Ты на обучении, поэтому твои ошибки не повлекут серьезных последствий. Запомни главное и негласное правило кондуктора: если никто не видел твоих просчетов, их и не было.

– А как же водитель трамвая? Или другие?

– Второе негласное правило: водитель не выдаст кондуктора. Более того, при определенных условиях он полностью подчинится тебе. Правда, за всю историю Трамвайности такого никогда не случалось.

– А если случится? – решил уточнить Веник.

– Нет. Для этого должен настать конец света. Не забивай сейчас голову сносками. Для начала ты должен усвоить основные правила.

За время их разговора трамвай успел добраться до следующей остановки, о чем радостно объявил робот:

– Остановка «Кабу-3»! Следующая остановка – жизнь после Перехода. Есть ли она, я не знаю. Но вы обязательно узнаете. Если выживете. Люди – крайне слабые создания.

Веник с любопытством выглянул за створки дверей, надеясь, что они не сойдутся прямо сейчас. На небе сияли две желтоватые луны, одна больше другой. Их света хватало, чтобы увидеть куполообразные постройки, окруженные деревьями с раскидистыми, похожими на пальмовые, листьями. Ветер принес с собой запах моря и чего-то сладкого. Как если бы спелый разрезанный арбуз побрызгали приторными цветочными духами.

– Смотри, чтобы голову не отрезало. Лучше залезь обратно, – посоветовал Муромский.

Веник послушался. Вскоре двери сошлись, и трамвайная капсула быстро заскользила вперед.

– Запомни, Веня: не доверяй Кабу. Из всех миров он кажется самым лучшим, самым идеальным. Райские пляжи, красивые и счастливые люди. Смех, веселье, Гармония… Но если бы меня спросили, какого из миров я боюсь больше всего, то ответил бы – Кабу. Не Пепелище с его проклятой магией, не Ольд с кошмарными икки, не навевающий тревогу Шестой. Их угрозы можно хотя бы объяснить. А то, что прячется за маской утопии, – нет. Когда-то я любил девушку из птичьего мира. Но ее увел голубоглазый «гармонист» из Кабу. – В голосе Муромского слышалась грусть.

– И что он с ней сделал? Убил? – предположил Веник, представив себе мрачную картину событий.

– Хуже. Они полюбили друг друга, женились и родили детей. Его звали Улыбака. Вот как, скажи, можно полюбить человека с именем Улыбака? Но моя Пашута полюбила. К слову, Лори, тот парнишка, которого ты видел, – их внук. А мог бы, наверно, быть моим.

– Вы поэтому боитесь Кабу? Из-за разбитой любви?

– Из-за того, что абсолютное счастье невозможно. Всегда есть червоточинка. В этом мире ее нет, по крайней мере, на первый взгляд. Много лет я задаю себе вопрос: что не так с Кабу? И пока не смог найти ответ. На их церемонии не допускают чужаков, а все самое интересное происходит именно там.

Синий человечек снова появился на экране:

– Внимание! Переход через три… две… одну…

Забывший о Переходе Веник не успел как следует устроиться в кресле. Его мотнуло, из горла вылетело «э-э-э», которое разбилось на множество дублей, породив эхо. Вся капсула наполнилась блеяньем стада баранов. Руки и ноги превратились в макаронные изделия.

Веник стукнулся головой о внезапно возникший перед ним ржавый поручень. Фантастическая обшивка космического корабля облетела, обнажив все внутренности вагона. Вместо футуристических кресел к полу были привинчены ряды металлических стульев с двумя проходами между ними. Поручни держались на цепях: они свисали с потолка, напоминая скорее цирковые приспособления, чем безопасные атрибуты трамвая. На замызганных окнах снаружи висели какие-то плакаты, закрывая половину обзора. Снова, как и в Москве, появилось место водителя. Его занимал молодой мужчина лет тридцати пяти – сорока, с курчавыми волосами и перепуганным лицом.

– Остановка «Т-т-тицен-1»! – заикаясь, сообщил мужчина.

– Палиц, все свои, не бойся. У нас новый кондуктор – Вениамин из Мосграда. Артана Кица арестована, увы, – обратился к водителю Муромский.

– К-к-как – арестована? К-к-кица? Ч-ч-чудо, а не д-д-девушка. З-з-за что?

– У нее в кабинете нашли Книгу Памяти, предмет из списка запрещенных к вывозу.

– Ужас. К-к-как б-б-быть?

– Жить дальше. Помогать Вениамину. Впервые за долгое время кондуктором стал мосградец. Если бы не инцидент с Кицей, я был бы полностью доволен.

За окном начинало светать. Серые очертания угловатых зданий окружали широкую площадь с памятником посредине. Изредка по ней пробегали люди, а когда трамвай уже тронулся, Веник заметил местный автомобиль. Но разглядеть детали в сумерках он не успел.

– «Тицен-1» – это площадь имени Рутиля Гинца. А заодно и место начала и конца бесконечных революций, переворотов и восстаний. «Тицен-2» – Дом Памяти. «Тицен-3» – улица Еги Ницарука, там находятся разные магазинчики и лавки. Рекомендую закупаться всем необходимым именно в Тицене и на Еги Ницарука. Дешевле всего и рядом с маршрутом трамвая, – поделился жизненным советом старый кондуктор.

Когда на остановке «Тицен-2» в трамвай вошла средних лет женщина в скромном пальто и с желтым зонтом в руках, Муромский поприветствовал ее:

– Помните себя, госпожа Руцита! Как всегда в Ольд?