Таким образом, в Европе XVIII века (за исключением России и Испании) постепенно сформировалась тонкая иерархия городов, в которой была хорошо представлена каждая размерная категория. Ян де Врис, осторожный эмпирик, обычно предпочитающий говорить о "микрорегионах", а не о целых странах или Европе в целом, считает, что равномерность рангово-размерного распределения оправдывает идею о характерной европейской модели урбанизации. Города Европы (к западу от России) образовали географически связанную, вертикально дифференцированную систему с высокой степенью взаимодействия, в которую входили и городские центры колоний, пока еще не вполне понятным образом. Де Врис отмечает, что некоторые страны Европы конца XIX века - возможно, впервые в истории - перешагнули порог, за которым основным источником урбанизации стала не миграция из страны или из-за рубежа, а процесс естественного воспроизводства населения в собственных границах. Напротив, крупные североамериканские центры иммиграции, хотя и находились на уровне экономического развития, сопоставимом с северо-западной Европой, стали самовоспроизводиться только после Первой мировой войны. Безусловно, скептическое отношение к разговорам (зачастую идеологически мотивированным) о своеобразной исторической траектории Европы вполне оправдано. Однако, как представляется, существуют убедительные эмпирические доказательства своеобразия ее урбанизационного пути.
Ученые, изучающие урбанизацию, обычно проводят сравнительную оценку структуры городов, проверяют, насколько "правильно" выглядит соотношение между крупными, средними и малыми городами. С этой точки зрения не только Великобритания, Франция, Нидерланды и Германия, но и США в XIX веке имели "зрелую" городскую иерархию. Этого нельзя сказать ни о Дании, ни о Швеции, где доминировали Копенгаген и Стокгольм, ни о России, где кроме Санкт-Петербурга и Москвы не было по-настоящему крупных городов: третий по величине Саратов имел едва ли десятую часть населения Санкт-Петербурга. Типичная губернаторская столица, никогда не превышавшая 50 тыс. жителей, никогда не перераставшая административные и военные функции, которые она получала от центрального государства, была лишь в незначительной степени затронута динамическими силами, действовавшими в поздней царской России. Отсутствие четко выстроенной иерархии городов было серьезным препятствием на пути модернизации России.
Япония, напротив, вплотную приблизилась к идеалу городской системы с широким непрерывным спектром численности населения. Так же как и Китай в прежние времена, хотя в XIX веке в этой стране отсутствовали малые города в диапазоне 10-20 тыс. человек, а быстрый рост крупных городов ограничивался несколькими мегаполисами, почти все из которых находились на побережье или вблизи него. Подозрение, что подобные разрывы и диспропорции на оси размеров указывают на слабые торговые связи между городами, тем не менее опровергается выводами китайских историков, которые смогли продемонстрировать все большую интеграцию "национального" рынка. Иными словами, проблематично отталкиваться от "эстетической", навеянной Западом нормы о единой иерархии городов, не выяснив, как именно экономически функционируют различные структуры. В Китае, за исключением нескольких прибрежных мегаполисов, росли по численности населения и среднему размеру в основном те города, которые не являлись административными центрами и могли заниматься торговлей при незначительном государственном регулировании (специалисты в этой области говорят о "неадминистративных рыночных центрах"). Поэтому "неидеальная" иерархия вполне могла иметь определенный функциональный смысл.
3. Между деурбанизацией и гиперростом
Мы должны быть осторожны в оценках. Быстрый количественный рост городов сам по себе не является признаком стремительной модернизации, а деурбанизация не всегда, хотя и часто, является проявлением кризиса и стагнации. В Японии, как и в Европе, так называемая протоиндустриализация XVIII века сопровождалась эмиграцией из крупных городов. Фактически деурбанизация была характерна для различных частей Европы до 1800 года - например, для Португалии, Испании, Италии, Нидерландов. Однако обеднение жизни городов на юге Европы выражало общую тенденцию к смещению центра европейской городской культуры на Север и в Атлантику. Лишь около 1840 г. упадок старых городов на Юге приостановился.