Легко выявить пространственный дуализм между привилегированным районом для иностранцев, хорошо защищенным и зачастую более благоприятным в климатическом отношении, и районами города, населенными местными жителями. Однако эта бинарная оппозиция также является модельной конструкцией. Властные отношения и социальное расслоение не всегда находили отражение в жестком делении городской планировки. И даже когда это происходило, зависимость европейских колонистов от команд местных домохозяев препятствовала резкому разделению районов проживания людей. Колонизаторы редко оставались наедине с собой. В повседневной жизни они выступали на полуофициальной сцене, перед коренным населением, которое присматривалось к ним. Сегрегация жилья не всегда влекла за собой однозначные отношения подчинения и подчиненности. В Казани на Волге, например, были русский и татарский районы, хотя условия проживания в них нельзя без оговорок назвать колониальными. В очень крупных городах, по крайней мере, в Азии, с раннего нового времени терпимо относились к особым общинам меньшинств; часто они располагались в одной части города, как, например, в Стамбуле, где в 1886 г. постоянно проживало не менее 130 тыс. немусульман. Также многие города Южной и Юго-Восточной Азии представляли европейцам картину сосуществования в рамках интегрированных сообществ, в основном, хотя и не всегда, мирную. Они, как и города Османской империи, были "многолюдными" (villes plurielles), где религия и язык были важнейшими критериями сортировки. Европейский колониализм накладывал такие мозаичные структуры, фактически не стирая их.
Сегрегация вовсе не вытекала из некой "сущности" колониального города, она имела свою историю. В Дели, завоеванном англичанами в 1803 г., до индийского мятежа 1857/58 гг. не было специального британского района. Лорд Пальмерстон и многие другие тогда призывали сровнять город с землей в наказание, но, несмотря на значительные разрушения (например, Красного форта могольских императоров), до этого дело не дошло. После ужасов 1857 года многие британцы хотели жить подальше от "родного города". Однако индийское землевладение в новом районе для иностранцев по-прежнему было разрешено, а полиция так и не смогла гарантировать полную безопасность колониальных "хозяев" от индийских грабителей. Многие англичане снимали жилье у индейцев в "своем" районе, продолжая работать (и развлекаться) в старом городе. После эпидемии чумы в 1903 году преимущества загородного домостроения были доказаны, и все больше индийских землевладельцев переселялись в "гражданские линии" (так назывался британский район). Однако в Бомбее ядром городской застройки стала крепость-"фабрика" Ост-Индской компании, к которой только в начале XIX века был присоединен "туземный город". Позднее появились садовые пригороды как третий элемент для обеспеченных европейцев.
Что, собственно, отличает колониальную сегрегацию в городе от других видов пространственного разделения? В европейских городах существовали (и существуют) микроучастки сегрегации, иногда от одной улицы до другой или по вертикали в пределах одного многоквартирного дома (буржуа на bel étage, а обедневший писатель на чердаке). Сегрегация, в свободном понимании, - широко распространенное явление, элементарная форма социальной дифференциации, проявляющаяся по-разному. Под "колониальным" здесь может пониматься не более чем городской апартеид по этническому признаку, осуществляемый правящим аппаратом режима, состоящим из иностранцев, составляющих меньшинство. Однако таких примеров немного. Некоторые из самых жестких сегрегационных практик, известных в современной истории, были совершенно лишены этнического подтекста: например, отделение воинов от простолюдинов в Эдо в период правления Токугава. И наоборот, трудно решить, оставались ли ирландцы в промышленных и портовых городах ранней викторианской эпохи и чуть позже в Северной Америке на низших ступенях социальной иерархии по социальным или по "этническим" (что в данном случае означает и религиозным) причинам. Ирландцы были "белыми", но оттенков белизны у них было много.