Трансформация мира. История XIX века

В Лондоне было много зданий и преобразований, но ничто не могло сравниться с великим достижением Хаусмана. Чтобы найти другой пример подобной энергии, мы должны обратиться к империи и строительству новой столицы для Индии. Работы над ней начались незадолго до Первой мировой войны и были завершены лишь в 1930-е годы: по этой причине, а также в силу своего основного модернизационного импульса, несмотря на многие ориенталистские штрихи, она выходит за рамки (как бы они ни определялись) XIX века. Однако имперская политическая воля к запуску и финансированию проекта (точнее, к тому, чтобы заставить налогоплательщиков финансировать его) несет в себе черты довоенного периода, когда британцам нравилось думать, что колониальное господство будет длиться вечно, или почти вечно. В Дели архитекторы Эдвин Люйтенс и Герберт Бейкер, опираясь на большой отдел планирования и индийскую рабочую силу численностью до 30 тыс. человек, могли реализовать грандиозные замыслы, для которых не было условий ни в родной стране, ни где-либо еще в империи. В результате получился не столько нормально функционирующий, "благоустроенный" город, сколько престижный урбанистический комплекс, но - в отличие от Ханоя 1880-х годов или безжалостно вульгарного плана Альберта Шпеера для столицы "Великой германской мировой империи" - в нем имперская эстетика грубо провозглашала свое превосходство. Дом вице-короля, правительственные учреждения и представительства крупных княжеств должны были составлять гармоничный ансамбль вместе с государственными архивами, садами, фонтанами и аллеями.

Нью-Дели Люйтенса и Бейкера должен был стать стилистическим синтезом, в котором давно привнесенные архитектурные идиомы слились с индийскими элементами мусульманского или индуистского происхождения. Люйтенс внимательно изучал работы ранних градостроителей, особенно Париж Хаусмана и Вашингтон Энфана. Будучи знакомым как с эскизами городов-садов (старая исламская идея, недавно возрожденная в Европе), так и с последними течениями архитектурного модернизма, он питал глубокое отвращение к викторианской напыщенности, которую увидел на железнодорожной станции в Бомбее. Не в Европе, и даже не в Вашингтоне или Канберре (новая столица Австралии с 1911 года), а в Индии, на почве древней архитектурной традиции, в конце эпохи, которая является объектом нашего исследования, развернулась величайшая феерия градостроительства. В поверхностях и прямых линиях, созданных Люйтенсом и Бейкером, мы видим "декитшизированный" Восток в сочетании с модернистским отвращением к орнаменту, воплощенным точным современником Люйтенса, австрийским архитектором Адольфом Лоосом. Это придало их поствикторианской архитектуре определенную вневременность, приблизив ее к культурному синтезу в камне.

Проект в Нью-Дели был уникальным, и таким он и останется. Модернизм, ставший универсальным языком архитектуры ХХ века, зародился на другом конце света, в 1880-х годах, когда в Чикаго выросли первые небоскребы, выражающие новый стиль в своем внешнем облике. Комплекс зданий Монаднок (1889-93 гг.) - пожалуй, первое здание, которое наблюдатель спонтанно относит к новой эпохе в архитектуре. До 1910-х годов не было технической возможности строить небоскребы более пятидесяти этажей. Долгое время этот модернизм оставался американским: то, что проектировщики и архитекторы все чаще образовывали своеобразный интернационал - изучали работы друг друга, совершали поездки, обменивались опытом, - или то, что стилистические заимствования и передача технологий стали совершенно нормальным явлением, вовсе не означало глобальной гомогенизации вкусов. Самыми впечатляющими новыми зданиями в Мадриде XIX века были огромные арены для корриды - не обязательно экспортный хит. Европейцы не так охотно приняли небоскреб, как американское видение пригорода. Градостроители Старого Света боролись с непропорционально большой высотой и с тем, что они закрывают вид на церкви и общественные здания.

_________________

Девятнадцатый век был одним из самых важных в многомиллионной истории города как материальной структуры и образа жизни. С точки зрения 1900 года, а тем более 1920-х годов, он представляется эпохой зарождения городского модернизма. Обратная преемственность с ранним модерном слабее, чем прямая с ХХ веком. Вплоть до роста "мегаполисов" и уничтожения расстояний телекоммуникациями и информационными технологиями все черты современного урбанизма зародились в XIX веке. Даже автомобильная эра маячила на горизонте, если еще не наступила тирания автомобиля над всеми городами мира.