По отношению к городу граница - это "периферия". Именно в городе в конечном счете организуется господство пограничья, там буквально выковываются оружие и инструменты для его покорения. Если на границе возникают города, то предфронтирная территория раздвигается, вновь созданные торговые посты становятся базой для дальнейшей экспансии. Но граница - это не пассивная периферия. Она порождает особые интересы, идентичности, идеалы, ценности и типы характера, взаимодействующие с ядром. Город может видеть в периферии свой аналог. Для патриция из Бостона жители глубинки в бревенчатых хижинах были едва ли менее дикими и экзотическими, чем воины индейских племен. Общества, формирующиеся в приграничных районах, живут в более широком и расширяющемся контексте. Иногда они вырываются на свободу, иногда поддаются давлению города или последствиям собственного истощения.
Приобретение земель и использование ресурсов
Археологические и исторические документы наполнены процессами приобретения колониальных земель, в ходе которых общины открывают новые территории в качестве источника средств к существованию. Девятнадцатый век привел к кульминации подобных тенденций, но в определенном смысле и к их завершению. Ни в одну предыдущую эпоху в сельском хозяйстве не использовалось столько земли. Эта экспансия стала следствием демографического роста во многих регионах мира. Правда, в ХХ веке общая численность населения будет расти еще быстрее, но экстенсивное использование ресурсов не будет расти с той же скоростью; ХХ век в целом характеризуется более интенсивной эксплуатацией имеющегося потенциала (который по определению потребляет меньше дополнительного пространства). Однако уничтожение тропических лесов и чрезмерный вылов рыбы в Мировом океане закрепляют прежнюю модель экстенсивной эксплуатации в эпоху, которая в других отношениях достигла новых высот интенсивного развития в результате развития нанотехнологий или коммуникаций в режиме реального времени.
В Европе XIX века, особенно за пределами России, масштабные колониальные захваты стали редкостью, в основном они происходили в форме заселения других стран мира. Здесь, казалось, повторялись все драмы европейской истории, и в то же время аналогичные процессы разворачивались в Китае и у народов тропической Африки. Миграции на бирманский "рисовый рубеж" или на "плантационный рубеж" в других частях Юго-Восточной Азии были вызваны новыми экспортными возможностями на международных рынках. Захват земель был связан с весьма разнообразными переживаниями, которые нашли свое отражение в исторической литературе. С одной стороны, активные поселенцы отправлялись в "дикие края" в героических походах на повозках, отвоевывая "бесхозные" земли для себя и своего скота и привнося в них блага "цивилизации". Старая историография, как правило, прославляла эти подвиги первопроходцев, представляя их как вклад в становление современной государственности и в прогресс человечества в целом. Лишь немногие авторы ставили себя на место тех народов, которые веками и даже тысячелетиями жили в предполагаемой "дикой местности". Джеймс Фенимор Купер, сын патриция, чья семья занимала пограничные земли в штате Нью-Йорк, уже прочувствовал трагедию индейцев в "Рассказах в кожаном чулке" - серии романов, опубликованных в 1824-1841 гг. и вскоре получивших широкую известность в Европе. Но только в начале ХХ века это мрачное видение стало периодически появляться в работах американских историков.