Читаем Трансформация мира. История XIX века полностью

Одна из традиций, идущая от Тернера, - Уолтер Прескотт Вебб, ключевой автор, - обратилась к мировой истории и подчеркнула активную и "органическую" сторону границы, ее способность изменять то, с чем она соприкасается. Эта идея впоследствии вдохновила Иммануила Валлерстайна на концепцию включения периферийных регионов в динамичную мировую систему. Алистер Хеннесси в замечательном сравнительном очерке представил совокупность всех пограничных процессов как просто "историю экспансии европейского капитализма на неевропейские территории", как необратимое распространение товарно-денежной экономики и европейских представлений о собственности на заморские просторы бескрайних лугов: прерии Канады и Великие равнины США, аргентинские пампасы, южноафриканские вельдты, степи России и Центральной Азии, австралийскую глушь. А Уильям Х. Макнилл, великий мастер всемирно-исторического анализа, применил концепцию Тернера к Евразии, сделав акцент на теме свободы, которая уже была чрезвычайно важна для самого Тернера. Макнилл рассматривает границу как амбивалентное понятие: четкая политическая и культурная разделительная линия, но в то же время открывающая свободные и расширяющие возможности пространства, которых уже не найти в более высокоструктурированных основных зонах стабильного расселения. Например, положение евреев было заметно лучше в приграничных районах, где они часто селились, чем в менее изменчивых условиях.

Следует ли рассматривать границу как пространство, которое можно демаркировать на карте? Есть много аргументов в пользу альтернативного взгляда на нее как на особую социальную констелляцию. В этом случае можно дать следующее определение, достаточно широкое, но не слишком расплывчатое: Граница - это обширная (а не просто локальная) ситуация или процесс, когда на определенной территории как минимум два коллектива различного этнического происхождения и культурной ориентации, обычно под угрозой или с применением силы, поддерживают между собой контакты, не регулируемые единым всеобъемлющим политико-правовым порядком. Один из этих коллективов выступает в роли захватчика, основной интерес которого заключается в присвоении и эксплуатации земли и/или других природных ресурсов.

Конкретная граница - это продукт толчка извне, который в основном исходит от частной инициативы и лишь во вторую очередь пользуется государственной или имперской поддержкой или опирается на сознательную инструментализацию со стороны конкретного правительства. Поселенец не является ни солдатом, ни чиновником. Фронтир - это иногда устойчивое, но теоретически подвижное состояние, характеризующееся высокой социальной неустойчивостью. Вначале противостоят друг другу как минимум два "пограничных общества", каждое из которых включено в управляемые извне процессы изменений. В меньшинстве случаев ("инклюзивный фронтир") они сливаются в одно (всегда этнически стратифицированное) гибридное общество, метисаж которого существовал, прежде всего в Северной Америке, как "подполье" под респектабельным обществом белых протестантских глав семейств. Как правило, неустойчивое равновесие разрушается в ущерб одной из сторон, которая затем исключается, отделяется или даже физически изгоняется из все более прочного ("модернизирующегося") социального контекста более сильного коллектива. Промежуточным этапом на пути к этому является ситуация, когда слабая сторона становится зависимой от сильной. Хотя граница открывает пространство для общения - например, на новых языках пиджин - и для развития особых типов культурного самопонимания, наиболее важные линии конфликта лежат в некультурных сферах: с одной стороны, борьба за землю и выработка концепций собственности, с другой - различные формы организации труда и структуры рынка труда.

Захватчики используют три схемы самооправдания, по отдельности или вместе, в зависимости от необходимости:

1. право завоевателя, который может просто объявить существующие оккупационные права недействительными

2. пуританская доктрина XVII века "terra nullius", согласно которой земля, заселенная охотниками-собирателями или скотоводами, считается "бесхозной", свободно приобретаемой и нуждающейся в возделывании

3. миссионерский долг цивилизовать "дикарей", часто добавляемый впоследствии в качестве вторичной идеологии или post festum легитимации принудительного отъема собственности

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
Основание Рима
Основание Рима

Настоящая книга является существенной переработкой первого издания. Она продолжает книгу авторов «Царь Славян», в которой была вычислена датировка Рождества Христова 1152 годом н. э. и реконструированы события XII века. В данной книге реконструируются последующие события конца XII–XIII века. Книга очень важна для понимания истории в целом. Обнаруженная ранее авторами тесная связь между историей христианства и историей Руси еще более углубляется. Оказывается, русская история тесно переплеталась с историей Крестовых Походов и «античной» Троянской войны. Становятся понятными утверждения русских историков XVII века (например, князя М.М. Щербатова), что русские участвовали в «античных» событиях эпохи Троянской войны.Рассказывается, в частности, о знаменитых героях древней истории, живших, как оказывается, в XII–XIII веках н. э. Великий князь Святослав. Великая княгиня Ольга. «Античный» Ахиллес — герой Троянской войны. Апостол Павел, имеющий, как оказалось, прямое отношение к Крестовым Походам XII–XIII веков. Герои германо-скандинавского эпоса — Зигфрид и валькирия Брюнхильда. Бог Один, Нибелунги. «Античный» Эней, основывающий Римское царство, и его потомки — Ромул и Рем. Варяг Рюрик, он же Эней, призванный княжить на Русь, и основавший Российское царство. Авторы объясняют знаменитую легенду о призвании Варягов.Книга рассчитана на широкие круги читателей, интересующихся новой хронологией и восстановлением правильной истории.

Анатолий Тимофеевич Фоменко , Глеб Владимирович Носовский

Публицистика / Альтернативные науки и научные теории / История / Образование и наука / Документальное