Трансформация мира. История XIX века

Империя Габсбургов была уникальна тем, что в ней не было остатков открытого "варварского фронтира", не было даже поселенческого колониализма. В этническом и культурном отношении она была более однородной, чем заморские империи западноевропейских держав, а также Российская и Османская империи. Хотя различия в языках, обычаях и исторической памяти становились все более заметными на волне подъема национального самосознания, все подданные императора в Вене имели белую кожу, и подавляющее большинство из них были римскими католиками. Православные сербы, самое многочисленное религиозное меньшинство, составляли в 1910 году всего 3,8% населения, а мусульмане - 1,3%. Сравните это с долей немусульман в официально мусульманской Османской империи (около 40% до крупных территориальных потерь на Балканах после 1878 года) и неправославных в официально христианской православной царской империи (29% в 1897 году), или даже с ситуацией в Британской империи, где были представлены все цвета кожи и все мировые религии, и где индуизм численно преобладал над религиозной ориентацией. Даже если жители Вены, Будапешта или Праги смотрели на южных славян или румын как на "варваров", эти народы не вписывались в западноевропейский, российский или китайский дискурс благородных и неблагородных "дикарей". Империя Габсбургов в географическом и культурном отношении представляла собой европейскую/западную многонациональную структуру. Равенство всех граждан перед законом делало ее в принципе одной из самых современных и "гражданских" империй. Но это было не верно во всех отношениях. Чувство национальной принадлежности было более развито, по крайней мере, у венгров и чехов, чем у германских австрийцев. В 1900 году последние еще не представляли собой нацию, тем более правящую. В других странах мира под оболочкой имперской метрополии дремало государство титульной нации, готовое встать на ноги после потери периферийных регионов; так, например, Турецкая республика с поразительной быстротой возникла из Османской империи после Первой мировой войны. Не так было в Дунайской монархии. В этом отношении она была самой древней из всех империй, а потому не случайно одной из первых исчезла с карты мира.

Всеобщее отделение, положившее ему конец, имеет только одну параллель: распад Советского Союза в 1990-91 гг. Он последовал за военным поражением в мировой войне, которое скорее укрепило, чем ослабило внутреннюю целостность Британской империи. Тем не менее, наиболее уместно сравнение именно с этой империей: Ломбардия, Венгрия и Чешские земли настолько успешно создали свои государства в рамках Дунайской монархии, что, подобно Австралии, Новой Зеландии и Канаде, вышли из своего имперского прошлого без серьезных потрясений в качестве политически и экономически жизнеспособных национальных государств. Того же нельзя сказать о ближневосточных и балканских государствах - наследниках Османской империи. На другом конце спектра находится Китайская империя, от которой в современную эпоху отделилась только одна страна: Внешняя Монголия в 1911 году. Это государство после ранней шаткой автономии и шестидесяти лет пребывания в качестве самого долговечного сателлита Советского Союза лишь в 1991 году вернуло себе независимость, утраченную в 1690 году.

Четыре империи Франции

На протяжении столетий дом Габсбургов соперничал с Францией за господство в континентальной Европе. В 1809 году, когда Наполеон поставил австрийскую монархию на грань краха и занял Вену, две почти чистые континентальные империи столкнулись друг с другом. Империя Наполеона, хотя и просуществовавшая так недолго, что в литературе она таковой не считается, действительно была империей первой воды. Несмотря на подчиненность политики военным делам на протяжении всего шестнадцатилетнего периода, проявлявшуюся, в частности, в постоянной погоне за деньгами и рекрутами, можно выделить определенные системные контуры Особенно ярко проявились две характеристики империй вообще. Во-первых, Наполеон вскоре создал подлинно имперскую правящую элиту, которую он распределял и ротировал по всей Европе; ее ядро - семьи Бонапартов и Богарне - поставляло наиболее доверенных маршалов и касту профессиональных администраторов, готовых служить где угодно. Империя Наполеона, последнего и величайшего правителя абсолютизма эпохи Просвещения, представляла собой ультрастатистическую структуру, построенную по схожему принципу, которая декларировала модернизацию в общих интересах, но не давала своим подданным ни институционализированного права голоса, ни возможности для действий. Как и любая империя, она опиралась на сотрудничество с туземными правителями и элитами, без которых не смогла бы мобилизовать ресурсы подвластных обществ. Но у них не было даже той толики формального представительства , которая предоставлялась в британской модели. Ни одна империя XVIII-XIX веков не была так сильно централизована. Закон или указ, изданный в Париже, имел немедленную силу во всех уголках страны.