Трансгрессия в моде. От нарушения к норме

Можно сказать, что основу принципов функциональности, удобства и комфорта, которые стали преобладать в одежде в 1780-х годах, заложил в том числе и теоретический дискурс Энциклопедии и Просвещения в целом, который обратил внимание на одежду и ее роль в общественной жизни индивида. Корреляция развития общества и костюма рассматривается в статье Энциклопедии (1766) «Одежда» (L’Habit) на примере республиканского Рима, где отсутствие различий как между полами, так и между сословиями относится к периоду заката республики, тем самым определяя период, когда семантика модного платья освобождается от социальных значений, указывавших на место индивида в обществе. По мнению авторов статьи, именно в конце республиканского периода одежда перестает быть чисто утилитарной, приобретая иные значения, другими словами, модные. Программный документ Народного и республиканского общества искусств, «Размышления о преимуществах изменения французского костюма», во многом повторяет ход мыслей этой энциклопедической статьи, обнаруживая общее между вестиментарными системами Франции того времени и поздней Римской республики. Если в Энциклопедии словами М. де Бюффона лишь констатируется, что «современный способ одеваться наименее всего соответствует природе», то авторы «Размышления…» призывают к реформе костюма, а точнее к созданию национальной униформы на основе такого соответствия. Платье перестало быть средством социальной репрезентации – и реформирования костюма путем директив «сверху». Как следствие, государственные инструменты контроля становились все менее эффективными в отношении все более преобладающих «модных» значений, не предполагающих социальную обусловленность своей семантики.

В придворном обществе индивидуальное вестиментарное высказывание монарха получает статусное прочтение, которое по мере становления политического тела государства способствует все меньшей зависимости костюма от модных коннотаций. Они, в свою очередь, постепенно переходят в сферу неформального платья, освобожденного от статусной семантики. Утилитаризм в костюме, появившийся во французском обществе благодаря английскому влиянию, достиг пика своего развития в эпоху Французской революции, обозначившей крах вестиментарной системы Старого режима. Это способствовало возникновению интерпретаций моды как пространства, связанного со сферой частной жизни и господством индивидуального вкуса, который станет основным означаемым костюма в период буржуазного общества.

Глава 3 Мода – вопрос индивидуального вкуса: нарушение становится нормой

Эфемерность моды: новое значение одежды

Новым принципом различения вестиментарного поля в посттермидорианской Франции становится индивидуальный вкус, пришедший на смену роскоши, определявшей в зависимости от степени демонстративных трат позицию, которую индивид занимал в общественной иерархии должностей. Нельзя утверждать, что революция обрушила старую вестиментарную систему и на ее месте возникла новая. В сфере моды значения, возникавшие в определенные исторические периоды, сохраняются на протяжении всей ее истории. Например, в конце XVIII века в придворно-аристократическом обществе роскошь играла господствующую роль во внешнем облике его представителей, а в XIX веке, согласно теории Т. Веблена, она становится фактором, определяющим вестиментарное поведение «праздного класса». Наиболее устойчивыми в семантике костюма оказываются гендерные различия, которые в конце XVIII века утверждаются в качестве основания «новой культуры моды, где последняя начинает ассоциироваться с женственностью и фривольностью» (Jones 2004: 211).

Женственность и фривольность – атрибуты новой культуры моды

Не последнюю роль в становлении «нового значения» моды сыграли идеи Ж.-Ж. Руссо, наделившего моду статусом природной наклонности, свойственной только женщинам. По мнению мыслителя, украшение себя настолько свойственно женской натуре и противоестественно мужской, что такое четкое разделение прослеживается уже в детстве – в играх, которые предпочитают представители того или иного пола: если мальчикам больше по душе шумные, энергичные игры, то девочкам – зеркала, украшения и куклы, а также наряды, которые они любят с самого детства (Руссо 1981: 445). С его точки зрения, интерес женщин к одежде, украшениям и желание нравиться мужчинам – неизбежное, даже достойное похвалы следствие ее натуры: «если женщина создана для того, чтобы нравиться и быть подчиненной, то она должна сделать себя приятною для мужчины» (там же: 433). Тем не менее философ проводит различие между культивированием красоты и следованием моде: коммерческая культура Парижа развращает женский вкус, навязывая постоянно меняющиеся модные товары вместо простых тканей и цветов, необходимых, чтобы подчеркнуть естественную красоту женщины (Jones 1994: 944–945).