Но, знаете, есть и другая точка зрения на эту проблему. Существует такой взгляд, что это количество лентяев, бездельников или прокрастинаторов, оно каким-то образом и обеспечивает прочность системы, как бы парадоксально это ни звучало. У Александра Житинского, которого я всегда цитирую, люблю на него ссылаться (всё-таки это мой учитель духовный), у него прекрасный был рассказ, он так и назывался — «Лентяй». «На работе работал лентяй. Каждый час он выходил перекурить, прислонялся к стене, стоял и курил. И эти часы перекуров складывались в годы. Однажды его уволили, а на следующий день стена упала».
Понимаете, это не так просто. Очень может быть, что ваша прокрастинация как-то гарантирует России стабильность. Потому что, понимаете, какое дело? Проблема ведь в том, что Россия не рассчитана на слишком быстрое движение. Это как тот паровоз, знаете, его называют «Кукушка»: он ходит по нескольким одноколейкам, замкнутым в круг на самом деле. Как тот Паровозик из Ромашкова бежит себе, стрелки перещёлкиваются. Причём, как в рассказе того же Житинского «Стрелочник», совершенно неважно, как вы её переведёте, потому что поезд так или иначе придёт в ту же точку. А если он слишком быстро начнёт бегать, то и дорога развалится, и он разрушится. Поэтому, может быть, ваша прокрастинация не просто так.
«Как вам литературные и исторические версификации Белковского? Это то, что сегодня на «Дожде».
Я Белковского всегда слушаю с интересом, что бы он ни говорил.
«Говорят, что любви все возрасты покорны. Дмитрий Львович, возможна ли любовь между мужчиной и девочкой тринадцати-четырнадцати лет? Или это всегда иллюзия, слабость и аморальность?»
Конечно возможна. Это бывает. Об этом написана «Лолита». Об этом написаны «Ромео и Джульетта» — ей, если вы помните, там ей четырнадцать лет. Правда, как справедливо замечала Тамара Афанасьева, «ничем хорошим это не кончилось». Конечно возможна. Возраст согласия в разных странах и в разных культурах был разным.
Вопрос только в одном. Понимаете, мы не говорим сейчас о том, преступно это или нет, педофилия это или нет. Разумеется, по меркам российского законодательства, это педофилия. Подумайте о другом. Такое соотношение, как мужчина и девочка, не ломает ли оно две жизни? Вот в чём дело. Очень часто ломает. И ломает именно потому, что есть роковое несоответствие опытов.
И «Лолита», в конце концов, ведь и об этом тоже — о том, как страшная пропасть между этими двумя людьми в конце концов приводит к гибели обоих. Конечно, для меня «Лолита» — это роман о России, он встраивается в русский метароман, в историю Лары, в историю Аксиньи. Но давайте вспомним, что и с Ларой, и с Аксиньей, которые тоже пережили родственное растление, да и с Катюшей Масловой тоже (ведь, в конце концов, Катюша была воспитанницей нехлюдовских тёток, это родственное растление), и всё-таки ничего хорошего из этого не вышло. То, что человечество обозначило здесь какой-то барьер — наверное, это говорит о каком-то трагическом опыте. И потом, если это любовь, то что стоит этой любви подождать два-три года? Хотя я понимаю, что вас, вероятно, эти мои слова совершенно не утешают.
«Многие люди находят в архаике то, чего во многом лишилась современная цивилизация: бескорыстие, простоту, романтику. Может, не так это и плохо?»
Плохо. Потому что в детстве тоже много прекрасного, но впадение в детство — это всё равно путь назад, это всё равно деградация. Архаика очень хороша как инструмент разрушения постмодерна, как инструмент разрушения постмодернистской иронии, но обожествлять архаику — это всё равно что обожествлять молоток. Вы можете ею воспользоваться, но жить ею нельзя, конечно. И если вы застрянете в архаике, сбежав из постмодерна, — это, как справедливо написал один публицист (не хочу его называть, потому что я часто с ним не согласен, но здесь он совершенно прав): «Давайте уйдём от фарисейства либеральных элит и честно вымажем всё в дерьме». Вот это, мне кажется, как раз то самое.
Дальше что-то совершенно непонятные два вопроса. И стихи. Стихи — так себе.
Поговорим о том, что пришло в письмах. На этот раз они чрезвычайно многочисленные, чрезвычайно интересные. Простите сразу за то, что я отвечаю на них чрезвычайно кратко и выборочно, но у нас ещё должно остаться время на лекцию.
«Когда вы приходите ночью в эфир, у вас чрезвычайно усталый вид. Берегите себя».
Он не всегда усталый, но сегодня есть от чего быть усталым. Сегодня я дал три урока, записал две колонки, две колонки написал, сейчас пришёл сюда — и нормально. Завтра у меня четыре урока. Потом я еду в Тверь читать лекции… то есть не лекции, а вечер стихов. Спасибо большое, тут меня из Твери уже поприветствовали. Да, завтра там творческий вечер будет, действительно. Приходите все желающие. Волшебное слово «Один» к вашим услугам. Ну а чего слишком много отдыхать-то, ребята? В гробу належимся.