«В книге Натана Эйдельмана «Грань веков» император Павел — значительный незаурядный правитель, окружённый конформистами и предателями. Почему Эйдельмана заинтересовал этот сюжет? И почему в «Ассе» Соловьёва эту книгу увлечённо читает Крымов?»
Ответ очень простой: потому что «Асса» как раз о том самом парадоксе, когда в России всё решает эпоха, а не герой. Герой может быть сколь угодно талантлив, но он родился не вовремя. Павел I мог бы стать великим реформатором, а стал представителем великого абсурда и жертвой этого абсурда. И отсюда его дикие припадки бешенства (кстати, как и у Ленина в последние годы). Человек чувствует, что он всё может и понимает, а вокруг — вязкая эпоха, не дающая действовать. Я думаю, что в конечном итоге Павла I и привело к душевной болезни это страшное ощущение.
«Я обожаю «Ностальгию» Тарковского, но мне кажется, что я её не понимаю».
Да, такое часто бывает. На самом деле, может быть, чем лучше иногда, чем загадочнее вещь, тем меньше в ней рационального. Мне кажется, что как раз «Ностальгия» — самый слабый фильм Тарковского. Я её понимаю и не люблю — ровно противоположная ситуация. Хотя там есть гениальные куски, как и везде. Мне кажется, великий фильм — это «Жертвоприношение». Вот там есть обещание нового Тарковского.
«Просматриваю недавнее интервью Венедиктова, — какая прелесть! Люблю обсудить начальство. — Резко впечатлила фраза: «Как говорил когда-то мой друг Владислав Юрьевич Сурков». Проверился в Google и обнаружил, что эту фразу с 2007 года (а может, и ранее) Венедиктов произносит регулярно. Вдогонку случайно прочитал произведение Горького «Ленин». Насколько убедительны были выступления Ленина? — ну, имеется в виду, что Ленин тоже как бы «друг». — Как вы думаете, что нам хочет сказать профессиональнейший журналист Венедиктов?»
Я думаю, ровно то и хочет сказать, что говорит. Он хочет подчеркнуть, что у него есть друзья в разных сферах жизни и что его политические взгляды не мешают ему дружить с разными информаторами. Это правильный поступок. Обсуждать это я не берусь, по большому счёту. Понимаете, ну как вам сказать? Я обычно, если уж рву с людьми, то даже как информаторов я их не рассматриваю. Ну, просто перестаём общаться наглухо.
Я не понимаю, как мог бы я сегодня дружить с моими когдатошними приятелями, которых развёл со мной Крым. Мне это не понятно. Я не могу через какие-то вещи переступить. А есть у меня друзья, которые совершенно спокойно общаются и со мной, и с этим таким крайне правым российским крылом — условно говоря, с публицистами межуевских «Известий», которые называют себя «Великими Известиями», такой клуб правых интеллектуалов, таких «правых яйцеголовых», как говорит Проханов. Я не могу с ними дружить, мне противно. Ну а кому-то не противно. Я, например, очень счастлив, что Алексей Алексеевич получает информацию отовсюду, собирает мёд со всех цветов, даже и с самых, на мой взгляд, неблагоуханных. Кто-то же должен с ними дружить, понимаете.
«Рассказ Владимира Зазубрина «Щепка» о тяжёлой работе палачей-чекистов. Террор тонет в производственной рутине. Как долго люди выдерживали этот эксперимент над человеческой природой?»
Андрей, видите ли, «Щепка», во-первых, не рассказ; во-вторых, она не совсем про это. «Щепка» — это про то, как человек в этой работе, не в рутине тонет, а наоборот, как человеческое в нём в конце концов бунтует, как он сходит с ума. Вот об этом история. Об этом же и, кстати говоря, по мотивам «Щепки» снят фильм Рогожкина «Чекист», который, на мой взгляд, слишком красив, слишком тонет в садомазохизме.
Вообще-то, конечно, «Щепка» — это история о том, как человек, вместо того чтобы стать профессиональным палачом, в конце концов пусть парадоксальным образом, пусть явно недостаточно, но всё-таки бунтует. Невозможно превратить его в автоматического убийцу. Две сильных вещи написано об этих подвальных расстрелах, об этом терроре. И вы, конечно, понимаете, какую я назову вторую. «Уже написан Вертер». Мне кажется, что эта катаевская вещь довольно сильная, хотя многие и не любят её. А «Щепка» — вообще очень сильная проза. И я считаю, что Зазубрин — великий писатель. Кстати говоря, и Горький так же считал.
«Нравится ли вам фильм «Окно в Париж»?»
Когда-то очень нравился. С тех пор я его давно не пересматривал. Но сейчас мне это кажется каким-то немножко наивным. А вообще я Мамина очень люблю.
«Чем покорить современного читателя?»
Знает, знал бы — давно бы покорил. Но я пытаюсь, кстати, это делать. Мне кажется, покорить его можно только одним — абсолютно честным и трезвым осмыслением сегодняшнего дня. Такого романа — большого романа на современном материале, который был бы чужд идеологической повестке и рассматривал бы происходящее сегодня как антропологическую проблему, — такого романа нет. Последняя книга такая, на мой взгляд, именно антропологическая, — это «Волны гасят ветер». Попытка написать сегодня об этом антропологическом расслоении (причём деление проходит вовсе не по линии «левые/правые») — вот это было бы очень интересно.