– Тебе нужно настоящее мясо, – продолжил Бэрфут, – и настоящее питье, не духовные мясо и питье. Я предлагаю тебе настоящую пищу для твоего тела, чтобы оно росло. Ты – изголодавшийся человек, пришедший сюда, не отдавая себе в этом отчета, чтобы тебя накормили. Ты не понимаешь, зачем ты пришла сюда сегодня. Моя работа в том и заключается, чтобы сказать тебе это. Когда люди приходят сюда послушать, что я говорю, я предлагаю им бутерброд. Дураки слушают мои слова, умные едят бутерброд. Это не бессмыслица, что я говорю тебе, это истина. Это то, что никто из вас даже не представлял, но я даю вам настоящую пищу, и эта пища – бутерброд. Слова, разговоры – это лишь ветер, ничто. Я беру с вас сотню долларов, но вы узнаете нечто бесценное. Когда ваши собака или кошка голодны, разве вы разговариваете с ними? Нет. Вы даете им пищу. Я даю вам пищу, но вы не знаете этого. У вас все наоборот, потому что так вас научили в университете. Вас научили неправильно. Вам лгали. А теперь вы обманываете самих себя. Вас научили, как это делать, и вы делаете это очень хорошо. Возьмите бутерброд и ешьте. Забудьте о словах. Единственная цель слов – завлечь вас сюда.
Странно, подумала я. Он говорит серьезно. И затем какая-то часть моего несчастья начала отступать. Я почувствовала, как на меня нисходит спокойствие, страдание исчезает.
Кто-то позади меня наклонился вперед и тронул меня за плечо.
– Привет, Эйнджел.
Я обернулась посмотреть, кто это. Мне улыбался молодой человек с упитанным личиком, светловолосый, с бесхитростным выражением глаз. Билл Лундборг, одетый в свитер с высоким воротником, серые брюки и, к моему удивлению, обувь от «Хаш паппиз».
– Помнишь меня? – спросил он тихо. – Прости, что не отвечал на твои письма. Я все гадал, как у тебя дела.
– Отлично. Просто отлично.
– Наверное, нам лучше помолчать. – Он откинулся назад и скрестил руки, сосредоточившись на том, что говорил Эдгар Бэрфут.
После лекции Бэрфут подошел ко мне. Я все еще сидела не двигаясь. Наклонившись, он спросил:
– Ты родственница епископа Арчера?
– Да, я была его невесткой.
– Мы были знакомы друг с другом. Тим и я. На протяжении многих лет. Это было таким потрясением, его смерть. Раньше мы обсуждали теологию.
К нам подошел Билл Лундборг, он молча стоял и слушал. Он продолжал улыбаться все той же давнишней улыбкой, что мне запомнилась.
– А сегодня вот смерть Джона Леннона, – говорил Бэрфут. – Надеюсь, я не поставил тебя в неловкое положение, выведя вот так перед всеми. Но я увидел, что что-то не так. Сейчас ты выглядишь лучше.
– Я чувствую себя лучше, – согласилась я.
– Хочешь бутерброд? – Бэрфут показал на людей, собравшихся вокруг стола в задней части комнаты.
– Нет, – ответила я.
– Тогда ты не слушала, что я говорил тебе. Я не шутил. Эйнджел, нельзя жить словами. Слова не накормят. Иисус сказал: «Не хлебом одним будет жить человек» [97]. Я же говорю: «Словами не будет жить человек вовсе». Съешь бутерброд.
– Съешь что-нибудь, Эйнджел, – подключился Билл Лундборг.
– Я не хочу есть. Извините, – ответила я. А про себя подумала: я предпочла бы, чтобы меня оставили в покое.
Наклонившись, Билл сказал:
– Ты такая худая.
– Это все моя работа, – объяснила я сухо.
– Эйнджел, это Билл Лундборг, – представил Эдгар Бэрфут.
– Мы знакомы. Мы старые друзья, – пояснил Билл.
– Тогда ты знаешь, – обратился ко мне Бэрфут, – что Билл – бодхисаттва.
– Нет, я не знала этого.
– Ты знаешь, кто такой бодхисаттва, Эйнджел? – спросил Бэрфут.
– Он имеет какое-то отношение к Будде.
– Бодхисаттва – это тот, кто отверг возможность достижения нирваны, чтобы вернуться ради помощи другим, – объяснил Бэрфут. – Для бодхисаттвы сострадание как цель так же важно, как и мудрость. Это сущностное понимание бодхисаттвы.
– Это прекрасно, – отозвалась я.
– Я усвоил многое из того, чему учит Эдгар, – сказал мне Билл. – Пойдем. – Он взял меня за руку. – Я хочу убедиться, что ты поешь.
– Ты считаешь себя бодхисаттвой? – спросила я его.
– Нет.
– Иногда бодхисаттва не знает, – объяснил Бэрфут. – Можно быть просветленным, не ведая этого. И можно считать себя просветленным, но не быть таковым. Будда именуется Пробудившимся, потому что «пробудившийся» означает то же самое, что и «просветленный». Мы все спим, но не ведаем этого. Мы живем во сне. Мы ходим, двигаемся и делаем все остальное во сне. Больше всего во сне мы говорим. Наши речи – речи спящих, они нереальны.
Прямо вот как сейчас, подумала я. То, что я слышу.
Билл исчез. Я огляделась, ища его.
– Он принесет тебе что-нибудь поесть, – объяснил Бэрфут.
– Все это очень странно, – сказала я. – Весь этот день нереален. Как сон, вы правы. Они гоняют все старые песни «Beatles» на каждой станции.
– Позволь мне рассказать тебе кое-что, что однажды случилось со мной. – Бэрфут сел на стул рядом со мной, упершись локтями в колени и сцепив руки. – Я был очень молод, еще учился в школе. Я посещал лекции в Стэнфордском университете, но не закончил его. Я прослушал множество лекций по философии.
– И я тоже.