Трапеция

— Ну да, поганое дело. Я сам не знаком с Фортунати, но не повезло им. Знаешь, Рыжий, может, все не так уж паршиво. Такие вещи всегда преувеличивают.

Томми против воли осознал, что здоровяк пытается быть дружелюбным. Он хочет меня ободрить. Что-то внутри противилось этой мысли. Томми не хотелось думать о Коу Вэйленде лучше, чем прежде. Не хотелось признавать, что он тоже может быть человечным. И все же Томми подумал: «Разумеется, он ведь тоже летает. Когда с одним воздушником случается несчастье, все остальные тоже огорчаются, даже такие, как Вэйленд. Подобные вещи заставляют осознать, что беда может произойти с любым, в любое время».

К дневному представлению Марио как будто взял себя в руки. Воспитанный на железной дисциплине Сантелли, он ни словом не обмолвился о Фортунати. Но когда они со Стеллой лезли на аппарат, Томми заметил, как напряжена челюсть Марио, и понял, что парень сильно нервничает. А ведь обычно на вершине аппарата Марио прямо светился. Томми невольно вспомнил день на зимней квартире Старра, когда они закончили показ для Фортунати. Взявшись за перекладину двойной трапеции рядом с Марио, он отбросил эти мысли.

Когда ты летаешь, больше ничего не имеет значения. Ничего. Важно только ровно сойти с мостика.

Они раскачивались бок о бок, но внутренние часы нашептывали Томми:

«Неправильно… не получится…» Они сумели благополучно попасть к ловиторам и ровно вернуться, но, прыгая на мостик, Томми потерял равновесие и упал на Стеллу.

— Смотри, что делаешь, ragazzo! — рыкнул Марио и начал готовиться к тройному.

Тогда, у Старра, Клео кинулась к Марио обниматься и поздравлять. Папаша так гордился им. А теперь Папаша мертв, а Клео, быть может, умирает…

На лице Марио мелькнул ужас. Томми захотелось закричать, упросить его не делать сегодня тройное, только не сегодня…

Марио взялся за перекладину, раскачался, сделал первый кувырок…

Боже, он сейчас упадет!

В руки Коу Вэйленда Марио не попал — полетел вниз, ужасающе вялый. По трибунам пронесся приглушенный стон. Марио сумел перевернуться на спину, но падение было неуклюжее и приземление тоже. Вместо того чтобы лезть наверх для второй попытки, позволенной после неудачного тройного, Марио потряс головой и знаком велел им спускаться. Томми, выполнив искусное сальто в сетку, которым они завершали номер, ощутил укол сожаления и сочувствия: он и сам ненавидел, если трюк не получался на представлении.

Не стоило ему сегодня пробовать.

Когда они под аплодисменты покидали манеж, Томми прошептал:

— Ты в порядке?

У Марио было серое измученное лицо.

— Да, просто упал на больное запястье.

— Пусть Джонни в раздевалке посмотрит. Ему хорошо даются такие штуки.

Больше Томми ничем не мог помочь.

В шатре Джонни долго разминал Марио плечи, забинтовал ему руку и в кои-то веки не отпускал скверных шуточек. Марио сидел с одеялом на плечах и дрожал: падение сильно его потрясло. Томми сбегал за кофе и сэндвичем, но парень глянул на еду с отвращением:

— Не хочу.

— Но ты же не обедал, — едва ли не со слезами заспорил Томми. — Тебе надо поесть.

Джонни, закончив перевязку, сказал:

— Ну же, синьор Марио, только не закатывай нам истерику. Что бы сказал Анжело, если бы увидел?

Марио, издав долгий дрожащий вздох, глотнул кофе. Взял сэндвич здоровой рукой и вдруг усмехнулся, пусть и слабой тенью прежней улыбки.

— Ладно, ребята, ладно.

К вечернему представлению он выглядел уже относительно нормальным.

Правда, запястье у него явно болело, и тройное Марио делать не рискнул — закончил двойным с пируэтом. Однако аплодисменты он принял с обычными живостью и весельем. Тем не менее, после шоу, в поезде, Марио погрузился в горькое молчание. Томми так и подмывало слезть к нему на полку и утешить, но что-то в холодном отстраненном выражении его лица удерживало от этого поступка.

Томми долго не спал — лежал, слушая дыхание Марио, и думал: «Он тоже не спит… Сезон покатился к черту». В конце концов, не выдержав напряженной тишины внизу, Томми перегнулся через край полки и позвал:

— Марио, ты спишь?

— Оставь меня, Везунчик, — ответил Марио довольно спокойно, но терпение его явно висело на волоске. — Просто помолчи, ладно?

Томми лег обратно. На секунду он разозлился. Ну и черт с ним, пусть страдает, если хочет. А потом на смену злости пришла тревога. Что случилось с Марио? Что с ним происходит?

АНТРАКТ (1947–1952)

ГЛАВА 1

Лишь с утренним светом, забрезжившим в окне, Томми удалось уснуть. Проснулся он, когда поезд остановился на пустынной станции — под протестующие крики зверей и грохот локомотива. Измученный Марио спал мертвым сном. Он не шелохнулся, даже когда Томми, одеваясь в тесном купе, стукнулся о его полку. В кухне Марио появился поздно, отмахнулся от своего обычного завтрака и проглотил несколько чашек черного кофе. Официанты принялись убирать столы, один подошел к Марио и протянул желтый конверт.

Телеграмма. Что еще?

Пока Марио разрывал конверт, все столпились вокруг в ожидании. Вздохнув с облегчением, парень протянул листок Джонни.

— Ради разнообразия хорошая новость.