Трава-мурава

— Я не люблю про войну вспоминать. В школу зовут на вечер, нет, говорю, я думать про войну не могу, а не то что рассказывать.

В сорок втором меня призвали, восемнадцать полных не было, и на Волховский фронт, в минёрный батальон из девушек. По ночам от мин расчищали нейтральную полосу, подготавливали для наступающих танков и пехоты. Мины свои, мины немецкие — поди угадай, как они установлены. Ну, и рвались. Много наших девушек подорвалось, многие калеками стали. Под Москвой живёт моя подруга, двадцать третьего года рождения. Зоя. Обеих ног нет.

Раз прислали к нам парней-казахов. Ничего не умеют. Один — ночью было — кричит с полосы:

— Где тут мины? Ничего не видно.

— Зоя,— говорю,—иди. Помоги ему.

Зоя только ступила — бах.

На моей, на моей совести эта девушка. Я дала двести грамм крови, а ног не дашь. Теперь вот всё пишет: приезжай да приезжай. А как я поеду? Как ей в глаза гляну?

Радость

После премьеры зашли к артистам и проговорили чуть ли не до двух часов ночи. Выскочили в величайшей тревоге: как доберёмся домой — вот-вот разведут мосты через Неву.

На счастье попался какой-то запоздалый лихач в маленькой, неказистой машинёшке.

— Бога ради, выручите!

— Да я, право, не знаю,— замялся хозяин машины, явно набивая цену.

— Любые деньги плачу!

В общем, уговорили.

Сперва отвезли, молоденькую артистку, а уже потом, счастливые, подкатили к своему дому.

— Сколько? — спрашиваю.— Пятёрка устроит?

— Н‑не на‑до…

Я вытащил ещё пятёрку. Пёс с тобой! Кабы не ты, может, ещё и сейчас бы загорали возле театра или Невы.

Хозяин машины уже чётко, без малейшего заикания сказал:

— Я денег не беру и не хочу учиться брать.

Я не сразу понял, что произошло. А потом от счастья, от радости (впервые встречаю такого частника!) я едва не бросился ему на шею и кончил тем, что протянул букет цветов — подарок от артистов.

— А вот цветы приму с удовольствием,— сказал водитель.— Спасибо.

И я почувствовал, как в темноте, блеснув очками, он мягко улыбается.

И я тоже начал улыбаться.

Улыбался на улице, посылая ему прощальный привет. И улыбался дома, ложась в постель.

Ⅶ

У русского народа на всё есть слово: и на велик день, и на велико сиротство.

— Всё стареет: человек стареет, скотина стареет, одно солнышко не стареет.

— Не гляди на того, кто живёт хорошо, а гляди на того, кто худо.

— Ешь досыта, работай до слёз.

— Царство ей небесное! До самой смерти живой была.

— У нас семья о девяти человек была, работник один — отец, да и тот с подорванным здоровьем, в лесу простудился: мы не уели сладко, не уносили гладко да и не успали мягко. Бедно жили.

— Не теперь сказано: сын-то мой, а ум-то свой.

— Всё хорошо в жизни не бывает, всё плохо — бывает.

— Чем людей маять, лучше самому маяться.

— Тонули — топор сулили, вытащили — топорища жаль.

— Живёшь не человеком и умрёшь не покойником.

— Три товарища, которые мешают работе: ленко да нехотенко да ещё третий — ти́хонко.

— Заработки? У нас всё едино: вспотела — девяносто копеек и озябла — девяносто.

— Моё дело не к утру, а к вечеру. Ещё какой годик поживу — и здравствуй, мама-покоенка. Принимай к себе дочерь.

— Из сна шубы не сошьёшь.

— Картошка со сластиной стала — весну чует.

— Какой я дедушка — в отцах не бывал.

— Ну и сноха! Пошла — молчит, нашла — молчит, потеряла — молчит.

— В руках у мастера топор любую песню споёт.

— Скуп не глуп — себе добра хочет.

— Да его на Пинеге не то что люди — каждый комар в лицо знает.

— Она к тебе бархатным боком поворачивается, потому ты ей и любишь.

— У меня характер как климат: резко континентальный.

— Она идёт как палка, а я иду — каждая жилочка играет.

— Живёшь ты в полчеловека.

— Я табунный конь: куда люди, туда и я.

— Чего тут толковать? Ясное дело — тёмное дело.

— Я съездил на Соловки и осоловел на всю жизнь.

— Комары едучие — переливание крови делают.

— Вот баба! Как грановитая палата!

— Есть указание быть самостоятельным.

— Дома на Северной Двине гордые, как Ломоносов.

— У тебя талант не настраивать, а расстраивать.

— У его какие товарищи: коньякович, спотыкович да перцович.

— Худо жили: бил меня. Да не кулаками — кулаков-то жалко было — а чем по́падя.

— С ним легко жить-то: он ладило, всем угодит.

— Какая была — на одни двухи училась, а теперь икономист.

— Я не на суд к тебе пришёл, а на рассуд.

— Ты сказала «да» хуже чем «нет».

— Мне некогда быть человеком — всё с работой.

— Не учись экономить, а учись зарабатывать.

— Красивой не бывала, а молодой была.

— Ем, ем телевизор каждый день, а что толку? Как раньше ничего не понимал, так и тепере.

— Ну мы, мужики, топорной работы, а вы-то учёные — из-под фуганка. Так шлифуйте нас.

— Сейчас все: мать-перемать. При детях выворачивают. А у нас как, бывало, отец: «Варуха, сбегай-ко в кусты — я матюкнуться хочу».

— «На» — шёпотом слышит, «дай» — ором ори, не откликнется.

— Он какой у ей, мужик-от? На обухе рожь обмолотит — зерна не уронит.

— Он вином разведён и табаком замешо́н. Неужто выдавать девку будете?

— С его что взять? Совесть под каблуком, стыд под подошвой.

Нервы