Трава-мурава

Всякое терпение лопнуло у Семки Кержаева: либо жениться, либо вообще в сей же миг вон из Урани! Хорошо, конечно, на гармошке играть да плясать, хорошо провожать до третьих петухов, хиханьки всякие да хаханьки, разговоры всякие умные, да ведь не пацан он какой-нибудь, чтобы на крыльце-то сидеть да только за ручку держать!..

И сегодня пришел Семен к своей Валентиновне с самыми решительными намерениями. Но вот как пришел, как только увидел свою Валентиновну, так вся решительность пропала. Вот она вертится около печки, раскраснелась, в свете керосиновой лампы брови особенно тонки и черны, будто нарисованы.

Посматривает Семен на Валентину: и что в ней такое имеется, и почему при виде ее у него пропадает вся смелость, почему он не может вот сейчас же подойти, взять ее за плечи и поцеловать?..

— Ну, ты скоро, что ли, Валентиновна? — говорит он с нарочитой грубоватостью.

А та смеется:

— Подожди еще чуточку, куда спешить!..

— Спешить-то — оно конечно, да ведь чего и ждать… — бормочет Семен, и от одной мысли о тех решительных словах у него перехватывает в горле. Ладно, думает он, вот как выйдем на улицу, а то ведь тут еще эта востроглазая Алда…

Валентина Ивановна живет на квартире у Алды, и так Алду мучит любопытство, что когда приходит Семен, она из избы ни шагу. И так еще ревниво и зло поглядывает на него, будто съесть хочет заживо. Можно подумать, что Семен кому-то перебегает дорогу. Может, она Борьку, своего племянника овдовевшего, надеется женить? От этой мысли Семена даже пот прошиб. «Ну нет, дудки, хватит!..» — сказал сам себе Семен.

— Ну, скоро ты, Валентиновна?

— Не успеешь глазом моргнуть, — смеется Валентина Ивановна, проходя в свой закуток за голландку, неся в руке выглаженное платье. — Только сиди смирно и не смотри сюда.

Сема сидел за столом, будто полено проглотил, смотрел в зеркало, которое висело в простенке между окнами. Отсюда был виден пол, черные швы между половыми досками тянулись вниз, словно скатывались с горки. Посмотрел на ноги. И мокрое пятно увидел — от его кирзовых сапог.

— Тряпки нет, тетя Алда? — не поворачивая головы, спросил он.

— Зачем еще тебе тряпка?

— Да вот, загрязнил…

— Чего еще загрязнил?

— Пол.

— Да ладно уж, ты же мужчина, и будешь еще полы вытирать… — говорила Алда, а сама думала: «Видишь ты, какие нынешние девушки! Переодевается, а этот сидит!.. А вдруг вскочит с места этот жеребец да… Разве устоишь перед ним! Хорошо еще, я сама дома!..»

— Тетя Алда, иди-ка сюда, — позвала ее учительница.

Алда прошла за голландку, господи, царица небесная! Что и делается: Валентина Ивановна совсем голая! Ой-ой-ой!

— Застегни, тетя Алда, — сказала Валентина Ивановна, держа на груди лифчик.

Семену было слышно: «Застегни… Ниже потяни, ниже…» И бормотанье Алды: «Матушки мои, в этой сбруе и дышать нельзя… Да зачем еще это? Ай-ай-ай…» Валентиновна засмеялась. Это передалось и Семену: он увидел в зеркале свои расплывшиеся в улыбке губы.

— Может, помочь?

— Руки у тебя холодные…

— Разве долго согреть! — Сема потер руки. — Я иду.

— Ну, ну, этого еще не хватало! — испуганно крикнула Алда.

Валентина Ивановна вскоре показалась во всей красе: темно-синее платье плотно обтянуло фигуру, глаза блестели в свете керосиновой лампы таинственно и счастливо. Подошла к зеркалу, покружилась перед ним, посмотрела через плечи — хорошо или нет на ней платье, поправляя заодно и волосы цвета спелой соломы.

— Хорошо? — спросила она у Семена, который сидел с глуповатой, счастливой улыбкой и не сводил с нее глаз. — Чего молчишь?! — игриво нахмурясь, допытывалась Валентина Ивановна…

— Ну, это… оно само собой… — У Семена деревенел язык. — Пойдем, что ли?

— Куда это вы собрались? — спросила угрюмо Алда. — На какой праздник?

— Идем Лизу провожать.

— Ну-у! На торф, что ли, уезжает Лизка?

— На торф! — Валентина Ивановна засмеялась. — Уполномоченный Щетихин повезет нашу Лизу в город Горький своим родителям показывать!

— Ох, батюшки, что и делается на белом свете!.. — И когда Семен с учительницей ушли и в доме все затихло, Алда потерянно села на лавку. — Что делается-то, господи-кормилец!.. Уполномоченный Лизу повез куда-то, а эти парочкой пошли, никакого и стыда нет, один смех… В старые-то времена кто бы пустил их к дверям… Ни муж с женой, ни что… и… посмотрите, пришли в гости!.. Ох, господи-кормилец, перемешался весь свет!..

2

В гостях у Лизы — не то свадьба была, не то просто вечеринка — Аня впервые увидела Лепендина, или, как говорили о нем за глаза, Володьку-героя, в праздничной одежде и никуда не спешащего: он сидел рядом со Щетихиным спокойный и немного отчего-то грустный и то и дело поправлял падавшие на глаза волосы. Слева от него сидела его жена, красивая молодая женщина с завитыми волосами, со вздернутым носиком, и от того, может, выражение лица ее было надменным и гордым.

— Видала, задаваха сургучная, — шептала Ане в ухо Груша, обдавая горячим и резким запахом выпитой самогонки. — Рожу-то скуксила, будто квашеной капусты наелась…