Травма и исцеление. Последствия насилия – от абьюза до политического террора

Десенситизация[544] одного воспоминания не распространялась на другие; к каждому из них необходимо было подходить индивидуально, и всеми ими надлежало заниматься по порядку, чтобы добиться наиболее полного облегчения симптомов[545]. Таким образом, похоже, «акт рассказывания истории» в защищающей обстановке безопасных отношений действительно может привести к изменениям в обработке травматического воспоминания сознанием. Вместе с трансформацией воспоминания приходит облегчение основных симптомов посттравматического стрессового расстройства. Физионевроз, вызванный ужасом, очевидно, можно обратить вспять с помощью слов[546].

Однако у этих интенсивных терапевтических техник есть свои ограничения.

В то время как симптомы интрузии и перевозбуждения облегчаются после имплозивной терапии, симптомы избегания – психического онемения и социального отчуждения – остаются без изменений, как не облегчаются и проблемы в супружеской, социальной и трудовой сферах жизни. Сама по себе реконструкция травмы не прорабатывает социальное и отношенческое измерения травмирующего переживания. Это необходимая составляющая процесса восстановления, но одной ее недостаточно.

Если не заняться отношенческим аспектом травмы, то даже такая узкая цель, как облегчение интрузивных симптомов, может оказаться недостижимой. Пациент может неохотно расставаться с такими симптомами, как кошмарные сны или флешбэки, поскольку они обрели для него важный смысл. Они могут быть символическим средством сохранения воспоминаний о человеке, которого больше нет, заменой оплакиванию или выражением остающегося чувства вины. При невозможности засвидетельствовать пережитый травмирующий опыт в социально значимой форме многие люди решают сохранить свои симптомы. По словам поэта Уилфреда Оуэна, «признаюсь, я выманиваю сам сны о войне – немногие, что у меня еще остались, – весь вечер напролет к войне взывая добровольно. Исполнить должен я свой долг перед Войной»[547].

Составление истории травмы становится еще более сложным делом при лечении пациентов, переживших длительное неоднократное насилие. Техники, эффективные для единичных травмирующих событий, могут оказаться неприменимыми для случаев хронического насилия, особенно если у пережившего его человека есть серьезные провалы в памяти. Время, требующееся для реконструкции полной истории, обычно значительно превышает норму в 12–20 сеансов. Пациент может соблазняться более экстремальными методами лечения, как признанными, так и нетрадиционными, с целью ускорить этот процесс.

Большие групповые «марафоны»[548] или комплексные программы, предлагаемые стационарами, часто привлекают пациентов нереалистичными обещаниями, сулящими исцеление в результате «блицподхода». Программы, которые способствуют быстрому раскрытию травматических воспоминаний, не обеспечивая при этом адекватного контекста для интеграции, терапевтически безответственны и потенциально опасны, поскольку пациент остается без ресурсов, необходимых для того, чтобы совладать с разблокированными воспоминаниями.

Преодоление барьера амнезии на самом деле не самая трудная часть реконструкции, поскольку обычно для этого годятся почти любые методы. Несравнимо труднее встретиться лицом к лицу с ужасами, затаившимися по другую сторону барьера, и интегрировать эти переживания в полностью развитый жизненный нарратив. Этот медленный, скрупулезный, часто приносящий разочарования процесс напоминает собирание сложного пазла. Вначале собираются общие рамки, а затем каждый новый фрагмент информации приходится изучать под разными углами, чтобы понять, как он вписывается в общую картину. Сто лет назад Фрейд прибегал к той же метафоре – решению головоломки, – описывая раскрытие ранней сексуальной травмы[549]. Наградой за терпение становится редкий момент прорыва, когда ряд фрагментов внезапно встает на свои места и проясняется новая часть картины.

Простейшая техника раскрытия новых заблокированных воспоминаний – тщательное исследование тех воспоминаний, которые у пациенов уже есть. Чаще всего этого простого, будничного подхода оказывается достаточно. Когда пациенты ощущают полное эмоциональное воздействие тех фактов, которые они уже знают, новые воспоминания обычно всплывают спонтанно. Так произошло с 32-летней Дениз, пережившей инцест: