Треснувшее зеркало для пленницы красоты

– А это ещё зачем? Почему я драгоценности не могу иметь при себе? Единственная память о супруге, которая у меня осталась, – недоумевая, посмотрела я на полицейскую.

– Крошка, ты задаёшь много вопросов. Ты, наверное, забыла, где находишься? Пожалуйста, подчиняйся уставу, либо мне придётся применить к тебе более суровые меры, – полицейская скорчила надменную гримасу.

Я покорно расстегнула серьги, вынула их из мочек ушей, сняла кольцо. Женщина упаковала ювелирные изделия в специальную пронумерованную коробку и убрала в ячейку шкафа.

– Ты не переживай. Как освободишься, тебе это вернут. Но ты пока об этом не думай. В твоём случае это произойдёт не скоро, – отчеканила мужланка с неподдельной ухмылкой на самодовольной физиономии.

– Простите, могу я позвонить? – обратилась я к ней.

– Да, можешь. Звони, – женщина придвинула мне стационарный телефонный аппарат.

– А могу я позвонить с моего мобильного?

– Это запрещено, – отрицательно покачала головой полицейская, надменно окинув меня взглядом.

– Просто у меня в мобильном в памяти вбит телефон подруги. Я хотела ей позвонить с просьбой, чтобы она мне наняла адвоката.

– Ничем не могу помочь. Твой сотовый под наблюдением у следователя, – пожала плечами женщина и открыла сейф с ключами.

– А теперь следуй за мной.

Она открыла большую решётчатую дверь, мы пошли по большому помещению с затхлым запахом и решётками на окнах.

Миновав коридор с металлическими дверями розового цвета со встроенными в них огромными глазками, за которыми раздавались женские голоса, полицейская остановилась у последней и толкнула её.

– Заходи, – скомандовала она мне.

Я очутилась в комнате без единого окна, похожей на подвальное помещение, на стенах которой выступала плесень. Две односпальные кровати, расположенные одна напротив другой, были накрыты застиранными простынями почти серого цвета, со свёрнутыми верблюжьими одеялами, на которых отчётливо виднелись коричневого цвета дырки, прожжённые сигаретами. Посередине камеры стоял ободранный столик с металлической пепельницей и бутылкой минеральной воды без газа. В углу за перегородкой находились унитаз и рукомойник с выцветшими полотенцами.

– Располагайся и не скучай, – с ухмылкой подтолкнула меня полицейская, с гулом запирая на засовы железную дверь.

Я молча опустилась на одну из так называемых кроватей и, уткнувшись в подушку, от которой разило чем-то затхлым и застиранным, разрыдалась. В памяти всплывали эпизоды моего беззаботного детства. Мои мама и папа водили меня на центральную улицу по выходным дням кушать вкуснейший пломбир в кафе с ласковым названием «Алёнушка», где было мороженое несравненного вкуса с апельсиновым или клубничным сиропом. Никакое новомодное эскимо даже итальянского производства не шло в сравнение с этим неповторимым вкусом детства. Я вспоминала свою спортивную школу, где ходила в секцию спортивной гимнастики, под команды строгого тренера Нины Ивановны выполняя сальто и колесо на бревне, а также сложные пируэты. Спортивную школу я совмещала с музыкальной по классу фортепиано. Её в последние годы я посещать не хотела вообще, разве что через очередные скандалы с мамой, которые временами доходили до мордобоев. Хотя она старалась не бить меня. Никогда не забуду, как после просмотра фильма «Укротительница тигров» я мечтала стать тоже укротителем хищников. Когда в наш городишко весной приезжал передвижной цирк Шапито, я всегда с нетерпением ждала выхода дрессировщиков и представляла себя на их месте. Я вспоминала свои первые свидания с моим парнем по имени Юрий, красивым и высоким юношей, который только вернулся из армии. Мама была категорически против нашей дружбы. Один раз, во избежание нашей встречи, она легла в полном смысле слова перед входной дверью, чтобы не пустить меня на свидание к нему. А я всё равно переступила через мать и, хлопнув дверью, ушла. «Мамочка, милая, хорошая моя! Прости за всю боль, что я тебе причинила. Только сейчас я стала понимать, как же я тебя люблю, и как же мне тебя не хватает!» Мои рыдания прервало лязганье двери. Я оторвала голову от взмокшей от слёз подушки и увидела на пороге женщину средних лет, одетую в джинсы и спортивную кофту. Крашеные в рыже-каштановый цвет волосы, нос с горбинкой и глубоко посаженные глаза зелёного цвета, в которых читались ухмылка и какая-то неприязнь. Женщина окинула меня взглядом и уселась на противоположную кровать.

– Ну, что смотришь подруга, здравствуй! – бросила она мне.

– Здравствуйте, – ответила я недоуменно. – Мы с вами знакомы?

– А как же. Здесь поневоле все становятся подругами, хочешь ты этого или нет, – хриплым баритоном протянула женщина.

Она встала с кровати и подошла ко мне.

– Меня зовут Терезой, – протянула она мне руку с коротко остриженными ногтями.

– Елизаветта, – пожала я руку ей.

Женщина села рядом со мной и посмотрела в мои заплаканные опухшие глаза.

– Плачешь? Понимаю. Нелегко адаптироваться к тюремной обстановке. Но придётся, деваться уже некуда. Тебя за что упекли?